— На одни сутки тоже можно оставить?
— Хоть на час! Лишь бы оформлен был!
Денисов рассудил:
«Путевка у Ширяевой с 28 апреля по 24 мая. Кемпинг открылся 18 мая. Шесть дней работая при Ланце…»
— Я бы взглянул, как ведется оформление.
— Сделай одолжение.
Из окошка деревянного административного здания появилась «Книга № 1», Денисов просмотрел записи, сделанные за первую неделю после открытия:
«Всего пять машин…»
Все графы были четко заполнены — данные владельца регистрационные номера, количество автотуристов…
Люди, первыми пользовавшиеся платной стоянкой, были издалека, устраивались прочно, с палатками, с детьми.
«Похоже, человек, через которого Ланц намеревался войти, в компанию Веды, — подумал Денисов, — предпочел избежать регистрации…»
Клочок чистой бумаги все висел на дереве с объявлениями, заменив уведомление «Приезжают завтра». Ниже, на вырванном из тетради в клеточку листке, появилась новая корреспонденция, начинавшаяся эффектно: «Наде из Перми!»
Денисов прошел дальше. Из-за угла навстречу ему вывернулся бородатый человек, подошел к почте, подергал дверь — она не открылась. Желавших позвонить из автоматов не было — не работала междугородная связь.
«Лина не поверит», — подумал Денисов. Он представил ее интонацию, жест. «Не понимаю, как можно?! Помнить и не найти места позвонить?!»
Вместо московского Денисов набрал номер отделения милиции в поселке, трубку по обыкновению снял старший опер:
— Пашенин, слушаю.
— Денисов. Начальник у себя?
Пашенин стал нудно уточнять:
— По какому вопросу?
— Я по поводу телеграмм из Харькова в Дом творчества на имя Настасьевой. Ответ на мой запрос…
Было уже около девяти. Припекало. День обещал снова быть жарким. К пляжам шли люди.
Денисов знал, что смущает коллегу:
«Лымаря нет, корреспонденция не рассмотрена…» Хотя инициатором запроса в Харьков считался Денисов, бумаги, приходившие в отделение, адресовались начальнику.
— Жду, — напомнил он.
Пашенин комплексовал, стеснялся, от этого держал себя самоуверенно, даже заносчиво. Наконец он решился:
— «На ваш исходящий…» Так… — глухо зачитал старший опер. — «Сообщаю, что обратный адрес на бланках телеграмм, направленных в Дом творчества «Коктебель» на имя Настасьевой…» Тут перечисляются даты, номера. Так… «Указан несуществующий…» — Пашенин счел долгом пояснить. — Такого адреса в Харькове нет… Бланк телеграммы 1235 подписан «Ланц»…
— Ланц?
— Да. «Проверкой адресному столу лицо с указанной фамилией прописанным в Харькове не значится. Зам. нач. отдела». Подпись.
— Все?
— Да. Желаю успеха. — В конце он расщедрился.
Веда и Георгий ждали Денисова у входа в столовую. Втроем они отошли к парапету. На Веде было яркое цветное кимоно, которое ей шло, на нее обращали внимание.
По-видимому, накануне Денисов не очень осторожно интересовался Ширяевой, потому что режиссер сразу же сказала:
— За Наташу я ручаюсь. В высшей степени порядочный человек. Блестящая переводчица. Практически переводит с трех главных европейских языков. Несколько месяцев стажировалась во Франции, потом ее мужа перевели советником в Грецию…
«Все имеет свои причины, — подумал Денисов. — Потому и площадь Вогезов, останки храмов Аполлона в Коринфе и в Дельфах…»
— С мужем она рассталась. Это уже другая история.
— Она приезжала в Коктебель одна?
— Да. Почти все вечера без исключения проводила с нами.
— Да, — подтвердил ее муж. — Милейший человек… — В этот раз у него не было оснований для беспокойства. — Просто редкостный…
Кто-то из проходивших по набережной окликнул Веду. Она извинилась перед Денисовым и мужем.
— Одну минутку…
Внизу, в бухте, обозначилось оживление, высыпали в море водные велосипеды. Прямо впереди разворачивался катер, на носу у него что-то сверкало, он шел в сторону Карадага.
— И все-таки… — Денисов дождался ее возвращения, заговорил первым. — У нее в Коктебеле, по-видимому, был родственник. Возможно, племянник.
Веда уверенно отвела предположение.
— Это ошибка. Я знаю их семью. Родственник есть у Сусанны. У ее тети.
— Он тоже был в мае?
— Николай? Он всегда здесь. Он живет на даче у Сусанны. Здесь рядом. На улице Десантников.
— Где именно?