— Вы его друзей часом не знаете?
Старуха подумала.
— Нет. Видела пару раз с одним. С молодым. В парке. Он и в номер к нему раз приходил.
— А что за мужчина?
— Обычный. В сорочке, в шортах.
— Какой он из себя?
— Молодой, блондин.
— В очках?
— Вроде в очках… — Она говорила чуть меньше того, о чем знала, и Денисову необходимо было каждый раз задавать новые вопросы.
— Худой?
— Да нет. Мускулистый. Ноги накачанные. — Она засмеялась.
— А лет сколько?
— Лет тридцать… Не больше.
— Откуда он? Из Дома творчества?
Еще вчера, до посещения дачи, до известия о ее продаже, казалось: «Установить личность Ланца — и гора с плеч!» Потом, как по цепочке, одна за другой потянулись другие задания следственного поручения от наиболее общих — «образ жизни», «материальное положение», «родственные, дружеские, интимные связи» — до максимально целенаправленных, а там, где-то в конце, уже мелькнуло знакомое «Фабрик… д'армес… пума» и так далее… Но сегодня было уже важным знать — «кто был человек, которого Ланц случайно выследил ночью у дачи…!
Горничная покачала головой:
— Мужчину этого я в Доме творчества не видела.
— Он на машине приезжал?
По тому, как старуха задумалась, Денисов понял, что она такой факт не исключает.
— А этот, что жил у вас, без машины?
— Этот так ходил. Пешком.
— Вам приходилось видеть его с женщиной?
— С якой?
— Вы же знаете! — схитрил Денисов.
— Видела. — Она посмотрела игриво. — А чаго? Нельзя?
Из холла прошла супружеская пара, пытавшаяся дозвониться, — женщина недоуменно взглянула на них.
— Какая она из себя?
— Кругленькая, симпатичная… В очках.
— Молодая?
— Счас до шестидесяти все молодые. Наташа! Сусаннина родня.
— Вы и ее знаете?
— А как же? Прибиралась у них раньше. Сейчас уж тяжело стало — бросила…
Горничная оказалась золотым свидетелем.
— Вы давно ее видели? Сусанну!
— Вчара захадила…
— Не спрашивали — долго она здесь будет?
— А завтра и уезжает… Дом-то уже чужой. Жилец новый приехал — мелитопольский. Деньги получены…
— Много? Если не секрет… Наличными?
Старуха усмехнулась:
— Нам с тобой считать чужие деньги не годится. Хоть бы и наличные! Целый сундук… Но у нее и расходы, не как у нас! Правда? — Она вздохнула.
— Хотели о чем-то спросить?
Выражение лукавства на сморщенном лице исчезло, женщина подняла лежавший у ног лист акации, показала на фотографию.
— А чаго с ним приключилось? Убили? Или сам себя?
Когда Денисов подходил к даче, Роша садилась в машину — седая величественная старуха, с многочисленными побрякушками на шее, с черными пронзительными глазами. Родственник оказался приземистым, молчаливым, полным, с пятнами на лице, он предпочитал держать руль в перчатках — Денисов подумал отчего-то, что руки у него больные — в красных маленьких пятнышках. Роща сказала ему несколько слов, он с неожиданной мягкостью развернул машину, минуя кафе, двинулся в направлении главной улицы.
«Был ли Волынцев — Ланц в конце концов представлен вдове Роша? — подумал Денисов. — Вряд ли…»
За скучным, похожим на школьное зданием тянулась однообразная, зажатая холмами долина. В ней оказалась учебная полоса, на вершине одного из холмов виднелась тригонометрическая вышка.
Денисов выбрал тропу, по которой давно не ходили, — угрюмую, с окаменевшими следами весенней распутицы.
Он не стал гадать, куда на этот раз уехала Роша вместе с родственником. («В магазин? В Щебетовку? Попрощаться с окрестностями?»), посмотрел на часы. Ему было необходимо побыть одному.
Дорога свернула к холмам, начался подъем.
«Видел ли Волынцев по возвращении из тувинской экспедиции Ширяеву? — Денисов шел быстро, занятый картинами, проходившими перед его мысленным взором, другие — вокруг — едва замечал. — Должен ли был тоже приехать в Коктебель? Знал ли о предполагаемой продаже дачи? Почему, зачем двое суток находился в Москве, ночью, на вокзале?»
С вершины открылся вид на холмы, округлые, словно складки огромного стеганого одеяла. Внизу был хорошо виден поселок — большое украинское село, перенесенное с равнины в горную местность. По другую сторону виднелся пейзаж в духе скалистого Запада — обрывистый песчаный каньон. Казалось, вот-вот осыпятся пригоршни мелких камней и появится одинокий верховой, придерживающий поводья, — в шляпе, с кольтом и наручниками на поясе, с ружьем поперек седла.