«Конечно же! Он знает мою фамилию…»
— Связь через час, — предупредила телефонистка. — Техническое окно на линии…
— А как Москву?
— Я же сказала: «техническое окно»!..
Денисов перешел в кабинет начальника милиции. Набрал номер. Лымарь поднял трубку быстро — привык к ночным звонкам.
— …Трудно что-нибудь доказать… — Лымарь внимательно выслушал. — Если бы какой-нибудь вещдок… Как бы не пришлось извиняться да отписываться!
Денисов пропустил реплику.
— Я думаю, он и в этот раз, как и в мае, приехал в Планерское на машине. Ключи, видно, успел выбросить…
— Если б найти машину!
— С этим просто. Она рядом с автокемпингом, у дороги. «Жигуль» 18–17. Надо быстро проверить.
— Я сам займусь.
— Сейчас главное — уцепиться! Машина вся грязная. Где-то под Мелитополем был ливень. Не следил ли он за покупателем, когда тот вез деньги вдове?
Перед Домом творчества было по-ночному пустынно.
Грузовая, подрагивая бортами, прошла в сторону Судака, в кузове были люди — светлячки сигарет вспыхнули и тут же погасли. Навстречу с горы прошелестел ночной велосипедист.
У почты, на повороте, Денисов остановился.
Когда, топча клумбы, он выбежал из ворот Дома творчества к почте, встреча с Роговым произошла именно здесь. И, следовательно, ключи от машины Рогов мог выбросить тоже здесь.
Денисов рассчитывал потратить на поиски несколько минут, может, до получаса, но ему повезло сразу — недалеко от дерева, рядом со скамейкой, он увидел брелок: миниатюрный череп — с ключами.
«Они…» — Денисов положил ключи в карман. Понятых не было, составлять протокол было не с кем.
Здесь же, рядом со скамейкой, валялся бесформенный чугунный отливок — достаточно тяжелый, непонятного назначения. Принадлежал ли он Рогову? Денисов на всякий случай прихватил и его, завернул в платок; под деревьями осталась еще брючная пуговица — он предпочел ее не заметить.
«Вооружен и очень опасен…» — Думая о Рогове, Денисов использовал название известного фильма. Недаром все эти дни он проходил мимо киноафиш.
В кустах у Дома творчества свистели цикады. Денисов снова подошел к почте. Из глубины поселка доносились негромкие звуки: скрипнула калитка, в цементированный желоб на ближайшей водоразборной колонке ударила звонкая струя.
— Не помешал?
Денисов оглянулся. У междугородных автоматов стоял Мацей — в шортах, в сорочке, в шапочке. Похоже, все лето он не знал другой одежды.
— А может, вы предпочитаете гулять в одиночку?
— Да нет.
— Пожалуйста, скажите. Не стесняйтесь.
«Неужели не догадывается, что я не тот, за кого себя выдаю? — Денисов смерил его взглядом. — И даже не делаю из этого особой тайны!»
— Я думал, вы работаете за столом… — Он перевел разговор.
— Когда что-нибудь большое. — Мацей достал трубку. — Например, поэма.
— А стихотворение?
— Обычно приносишь готовое. С улицы, с пляжа. За столом только шлифуешь…
Мацей был одним из тех, кто разговаривал с художницей примерно за два часа до случившегося, поэтому Денисов спросил:
— Как прошел вечер? Были на набережной? Мне показалось, море не очень спокойно!
— Штормит! И сильно… Мы сидели у знакомой. Сусанна Роша, художница. Может, слышали?
— Я читал о ней в районной газете: интересный человек…
— Удивительный! Особенно когда общаешься вот так… — Мацей отмерил чубуком расстояние, как на ринге в ближнем бою. — Когда перед тобой раскрывается человек большой души, необыкновенной судьбы… — Он раскурил трубку. Сладковатый запах смешался с запахом кипарисов.
Денисов воспользовался паузой.
— Мне сказали, что она продает дачу… Наверное, это огромные деньги! Кто же в состоянии купить? Разве какой-нибудь фарцовщик…
— Уже купили, мой друг. — Денисову показалось, что поэт чуточку играет, но, может, это объяснялось простой манерностью. — Точнее, купили еще в мае, только широко не объявляли. Но для своих это был секрет Полишинеля — все обо всем знали.
— Кто же покупатель?
— По-моему, он делец. Фамилия вам ничего не скажет. Купил со всей обстановкой, с мебелью…
Денисов слушал внимательно.
— …Кажется, даже с гобеленами, картинами. С коллекцией якорей, всего, что собрано на берегу. Там даже часть шлюпки с разбитого судна…
Поэт сообщил еще:
— Поселку будет грустно без нее. Да и литераторам! В поселке о ней все трогательно заботились…