Дожидаясь звонка от Севаковского-старшего, Денисов форменным образом маялся: вышел в дежурку — там было по-прежнему тихо, все проводившие ночь в поселковом отделении находились на своих местах.
На улице неярко горели светильники. Фотографии на стенде «Их разыскивает милиция» выглядели едва различимыми.
Денисов вспомнил. В туристической поездке по ФРГ, в Гамбурге вместе с Линой рассматривали они фото перед полицейским участком на Репербанштрассе — портреты разыскиваемых преступников были ярко освещены, под каждым была проставлена сумма вознаграждения за предоставление сведений — «50000 д. м.», «100000 д. м.».
«Принципиально разные методы розыска…»
Звонок, которого он с таким нетерпением ждал, раздался около трех утра.
— Не спите? — звонил Севаковский-старший. — Я тоже. Отвык. Днем кое-как перемогаюсь да еще на рассвете прихватываю пару часов. А теперь еще неприятность с машиной… Вы скажите мне правду: цела? Не очень он ее?
— Цела. — Денисова интересовало свое. — Телефон в Донецке нашли?
— Вес перерыл. Записывайте. Это — тестя… — Он продиктовал фамилию, номер телефона. — А это — молодых…
— Спасибо. Как зовут жену Рогова?
— Валентина. Валентина Хрисанфовна… Только она не Рогова, а под девичьей фамилией матери. Там все сложно…
В Донецке, несмотря на глухой ночной час, трубку подняли сразу:
— Алло… — Голос показался Денисову тревожным, женщина не спала.
— Валентина Хрисанфовна? Разбудил? Пожалуйста, извините.
— Пожалуйста. Я болею. — Голос был детский, капризный. Похоже, она была рада звонку. — Весь день сплю… — В том, что жена Рогова не спросила: «Кто звонит?», «Кого вам?», а выполнила предписания этикета, был обнадеживающий знак. — Вам, наверное, Славу? Его, к сожалению, нет.
— Он собирался в Москву…
— Сейчас он в Старом Осколе.
Давно? — Денисов прикинул даты.
— Уже больше недели…
— Я думал, в Москве.
— Нет. Я сама брала ему билет в Старый Оскол. Туда и обратно.
— Когда вы его ждете?
— Завтра. А если успеет, то уже сегодня к вечеру. — Она говорила как человек, которому нечего скрывать. — Он там у родни.
— Звонит?
— Каждый день по нескольку раз… — Она не удержалась от маленькой похвальбы, — но он не знает, что я болею.
— Не сказали?
— Зачем? Он бы все бросил, прилетел!
— Действительно, у вас простуженный голос.
— Тут и другие нехорошие явления… — Денисов почувствовал, что проник в чужой хрупкий мир незнакомого человека, мир, которому, как он понимал, уже в ближайшие часы суждено расколоться. У Денисова не хватило духу намекнуть ей на это.
— Нервы?
— Вот именно.
— Доктор вас наблюдает?
— У мамы двоюродный брат известный невропатолог…
Был соблазн поинтересоваться: «В Москве?», «Как его фамилия? Сазонов? Окунев? Не через вашего ли мужа Волынцев попал в Москву к Сазоновым на квартиру?»
— И что медицина?
— «Поменьше волноваться. Нервные клетки не восстанавливаются…»
— Поправляйтесь, — прощаясь, пожелал Денисов.
Приняла ли она его за другого? Выражало ли нежелание узнать, с кем она разговаривает, небрежение к кругу знакомых мужа и некий обидный снобизм?
«Все было жестко рассчитано Роговым! Вплоть до алиби…»
Денисов с минуту сидел молча.
«Железнодорожные билеты куплены до Старого Оскола и обратно… Спустя какое-то время можно будет доказать, что в дни убийства Волынцева и вдовы Роша Рогов находился за тысячи километров от обоих мест преступлений — от Москвы и от Коктебеля — у родственников, в Старом Осколе…»
В специальной литературе, распространявшейся по списку, и полухудожественной — вся начала века — «Дело об убийстве Марии Лесковой», «Дело об убийстве г. Фон-Зона в Спасском переулке», «Процесс семьи Шарбан», «Дело Тарновской», «Убийство в Гусевом переулке», которую Денисову пришлось прочитать за последние годы, психология убийц рассматривалась разно: надо быть криминологом, чтобы сделать четкие выводы.
«Жить — значит наслаждаться…» — признавалось большинство совершивших корыстные убийства — от банальных до самых изощренных.
Но «волки-одиночки» были опасны особенно.
Денисов запомнил одного из них. Тим Тоде, общительный сельский парень, младший в семье и общий любимец, в течение часа из-за наследства хладнокровно умертвил своих — отца, мать, сестру, четырех старших братьев и служанку, — одного за другим под разными предлогами выманивая из избы во двор. Соседям он объявил, что на дом налетела банда, и он один остался в живых, спрятавшись в погребе.