«Неутолимая жажда удовольствия… Нет жалости, одна озлобленность…»
На общей могиле погибших по выбору Тоде была сделана надпись: «Человек, будь всегда готов предстать перед Всевышним!..»
Еще Денисов подумал о Рогове:
«Первое ли это его преступление?»
Дежурный все еще сидел с журналом.
— Новая повесть. — Он смутился от того, что, войдя в дежурку, московский оперуполномоченный снова застал его за чтением. — Невозможно оторваться…
Денисов заглянул в кабинет участкового.
Рогов спал в той же неудобной позе, откинувшись широкой спиной к стене. Выражение его рыхлого лица было усталым, снисходительно-вялым и недобрым даже во сне.
«Расслабь он мышцы, и на лице появится высокомерная подловатая усмешка…» — подумал Денисов.
Сержант за столом играл карандашами, взад и вперед перегоняя по столешнице.
— Да! Еще телеграмма из Москвы! — вспомнил дежурный. — Вы как раз выходили… Я записал. Вот! — Он спрятал журнал в стол, достал телеграмму.
— …«Сутыгин Арсентий Иванович, — читал вслух Денисов, — находился в Доме творчества «Коктебель» вместе с Волынцевым Александром Андреевичем… Волынцев держал себя замкнуто, дружеских связей ни с кем не поддерживал…» Так!.. — В телеграмме дальше стояло: «Незадолго до отъезда из Планерского Волынцев познакомился с молодым мужчиной по имени Слава. Установочными данными на Славу не располагает. Приметы…» Сутыгин давал удивительно точное описание Рогова: «Лицо красивое, но обрюзгшее, манеры мягкие, но сразу видно, что мягкость нарочитая, маска…»
Денисов спрятал телеграмму:
«Первый раз Рогов и Волынцев встретились в документе уголовного дела. Не в эссе и не в моих предположениях!»
Он поблагодарил дежурного:
— А теперь еще раз закажите Москву. Вокзал. Отдел внутренних дел.
— Слушаю… — Трубку в Москве снова взял помощник.
— Попробуй меня соединить… — Денисов продиктовал номер телефона. — Сутыгин Арсентий Иванович…
— Сейчас?
— Ну!
— Попробую…
Щелчком тумблера он словно поверг Денисова в пустоту.
Звуки исчезли. Медленно-однообразно поползли секунды.
Мысленно Денисов увидел освещенный этаж знакомого милицейского здания. Пустой перрон впереди.
«Ушла последняя электричка и три последних ночных поезда… Тамбовский скорее всего подавали на тот же путь, как и шесть дней назад, в ту ночь, когда погиб Волынцев…»
Черная громада элеватора с разбежавшимися по фасаду паутинами лестниц заслоняла вокзал…
— Даю! — ворвался голос помощника дежурного в Москве. — Сутыгин у телефона! Говорите.
— Я из Крыма! — крикнул Денисов. — Из Коктебеля, где вы весной отдыхали. Оперуполномоченный Денисов…
— Меня уже допрашивали… — Голос Сутыгина оказался хриплый, будто ему сдавили горло. — Я знаю: Александр погиб. Все записали…
— Товарищ, который к вам приезжал, был плохо знаком с деталями. Ему дали список вопросов… — Слышимость была отличной. — Очень серьезное дело!
— Спрашивайте!..
Денисов знал: если действительно нужно, люди сразу это чувствуют.
— …Вообще-то нам не пришлось общаться… — прохрипел Сутыгин. — Перекинулись еще в первый день двумя-тремя словами и все поняли друг про друга. Судьба-то одна: работаем! В свободное время, в отпусках — пишем!
— Кто вы по профессии?
— Рыбак! И еще литератор!
— Что вы можете сказать о своем соседе?
— Держался особняком. Замкнуто. Компаний не водил… — Сутыгин задохнулся.
— Давал вам что-нибудь читать?
— Из своего? Несколько эссе. Что-то вроде «Признания в любви Прекрасной даме». Мучился, стеснялся… Оказалось, судьбы наши схожи: неналаженный быт…
— Кто его дама? Назвал?
— Он мне показал ее на теннисном корте. Она была с компанией… И потом я ее встречал. Хорошо одевается. В очках…
— Он к вам проникся, — признал Денисов.
— Мы бы, безусловно, сошлись ближе, к тому все и шло! Но тут ко мне приехали… — Сутыгин как-то особенно шумно закашлялся. — А Саша неожиданно подружился с одним из отдыхавших. Я упомянул его в протоколе допросов. Со Славой!
— Что он собой представляет?
— Весьма скользкий. Живет где-то на юге. Я, между прочим, как-то предупредил, чтобы Саша с ним поаккуратнее…
— Что-то произошло?