Ночной перелет из Москвы в Крым давал о себе знать. Денисов представил вдруг полутемную площадь и освещенный аэровокзал в Симферополе, снующие в ожидании регистрации пассажиры, не спящие под утро дети; ночной южный базарчик — астры, гладиолусы, персики…
Воздушной милиции было не до коллег — Денисов сразу понял: задержка рейсов, дел невпроворот. В третьем часу с «леваком» добрался до Феодосии, к автовокзалу. Часа через полтора пустым автобусом в Планерское…
Он вернулся к рукописи. Тот, кто называл себя «Ланцем», писал:
«…За первые четыре дня я узнал больше, чем за все предыдущее наше знакомство, увидел рифы, о которых не подозревал. Началось с профессора, специалиста по исландской литературе, и его очаровательных аспирантов, которые сразу же потеряли от нее головы. Еще — сын известного поэта. Кинодраматург. Очаровательная женщина — критик детектива — выбрала ее своим партнером по теннису. Я почувствовал себя бесцветным и таким ненужным».
«Кажется, что все быстро идет к разрыву. Не о чем говорить, ничто не связывает. После ужина она рано уходит спать. Я приношу ей второе одеяло. В ее жизни для меня нет места. Мои разговоры — продолжение, в сущности, одной и той же надоевшей темы — когда, почему и как она охладела ко мне. Из Печорина я быстро превращаюсь в Грушницкого…»
На тропинке послышались голоса — к могиле поднимался целый отряд, человек не менее тридцати. Экскурсия. Женщина, первая вступившая на вершину, задохнулась от подъема, сделала шаг, чтоб оказаться дальше от кручи.
Денисов оставил рукопись. Утро и этот первый день, казалось, не знали конца.
С автостанции в Коктебеле он первым делом отправился разыскивать коллег.
Отделение милиции в Коктебеле помещалось в одноэтажном сумрачном здании, в центре поселка. Перед входом белели стены недостроенного помещения — новая дежурка с металлической клеткой-сейфом для оружия. Судя по отсутствию строительного мусора, возведение дежурки продолжалось с перерывами, «хозяйственным способом», уже давно.
Внутри было тихо, никто его не ждал, до прихода руководства заходить было бесполезно. Денисов постоял, разглядывая фотографии разыскиваемых Крымским областным управлением. Вор. Убийца. Расхититель. У расхитителя было пухлое лицо, толстые губы, он обвинялся в растрате в особо крупных размерах.
Денисов прошел на берег. На рассвете пляжи были чисты, открыты. Прежде чем что-либо предпринять, Денисов предпочел выспаться; лег, подстелив куртку на деревянный топчан. Проснулся уже около семи. По набережной прошла поливальная машина, появились первые любители бега.
В отделении милиции, у входа, за низкой перегородкой, рядом с дежурным сидела женщина в халате, в платке, что-то писала. Когда Денисов вошел, женщина нагнула голову, натянула платок, скрывая, видимо, синяк или синяки — следы побоя.
Дежурный — старший лейтенант — взял у Денисова удостоверение, быстро вернул:
— Начальник уехал в Судак. В райотдел.
— Вернется?
— Лымарь? После обеда. Или к вечеру.
— Заместитель?
— Старший опер здесь. Пашенин. Ваш коллега. — Дежурный показал на дверь по другую сторону небольшой дежурки.
Старший оперуполномоченный оказался сверстником — рыжеватым, с веснушчатым длинным лицом; особого интереса к коллеге он не проявил — факт, который Денисова скорее удивил, чем расстроил: первый раз у него не сложились отношения с коллегой.
Пашенин молча вернул удостоверение, кивнул, когда Денисов сказал по поводу устройства.
— Постараемся. — У него был негромкий глуховатый басок.
— Телекс наш получили? Из транспортной милиции.
— Был.
— Как у вас? Тихо?
— Держимся. — Он замолчал.
Разговора не получилось, Денисов так и остался стоять, куртку он держал в руке — жестко перехватив у воротника.
Хотел спросить о горе Волошина, но раздумал:
— Зайду позже.
Сверстник важно кивнул.
— Мне нужно оставить сумку. Оружие.
— Дежурный положит в сейф.
Будильник в кармане коротко пискнул. Денисов взглянул на часы, на бухту. Пора было спускаться
Голосов на тропинке больше слышно не было. Поднявшиеся к могиле стояли под ложной оливой лицом к морю.
Денисов заглянул в рукопись скорее по привычке:
«О чем ты сейчас думаешь?» — спрашиваем мы каждую минуту друг друга, как дети. «Мне страшно, что все кончится! — сказала она однажды. — Не бросай меня! Я знаю: у меня ужасный характер! Я тяжелая ноша!» Я вспоминаю Отчий дом, сердечность и постоянную теплоту наших отношений! Возможно, настанет день, когда на ее — «Я люблю тебя сегодня!» я смогу ответить: «Я люблю тебя вчера!»