— Обед в четырнадцать. Приятного аппетита.
Думая о своем, он забыл поблагодарить.
На ужин подали рубленый шницель, желе. Порции были огромные, рассчитаны на неприхотливый вкус, половина оставалась в тарелках.
— Кашу будете? — спросила официантка, нестарая, с воспаленными венами на ногах.
Денисов не отказался; ел много, оставаясь таким же худым. Официантка принесла дополнительное блюдо — рисовую кашу.
Вокруг, Денисов заметил, жевали без аппетита. В столовой было шумно, с веранды доносились голоса, там о чем-то спорила мужская компания.
— Еще? — Официантка принялась убирать посуду.
Денисов поблагодарил. Когда он уходил, сестры-хозяйки в столовой не было, он нашел ее в раздевалке.
— У меня дело к вам… — Он коротко объяснил, кто его интересует, достал фотографию.
— Погоди… — Она надела очки, долго рассматривала снимок. Несколько раз казалось, сестра-хозяйка порывается что-то сказать, но вместо этого она вернула фотографию, сняла очки. — Напоминает кого-то. Но кого?!
— Я оставлю снимок. Покажете официанткам?
— Можно.
Денисов посмотрел на часы; первый день командировки заканчивался бесславно: ничто не подтверждало того, что автор эссе, как и его герой Ланц, четыре месяца назад, весной, был в Коктебеле.
Из столовой он побрел к себе — в «финский», на двоих, домик, отведенный для проживания. Домик находился здесь же, рядом, в нескольких десятках метров от столовой — маленький, тихий, пустой. Второй жилец в нем так и не появился, Денисову, по всей вероятности, предстояло ночевать одному.
Он достал рукопись. Свет был тусклый. Другого пути, кроме как вчитываться в текст эссе в поисках деталей, за которые можно зацепиться при розыске, он не видел.
«Любовь, тоска, ревность и ничего существенного, за что можно было бы уцепиться…» — Денисову хотелось оттолкнуться от посылки, которая была бы бесспорной.
— Можно?
В дверь постучали. Денисов поднялся, отложил рукопись.
— Спичек не найдется? — Небольшого роста бородатый человек с большим животом стоял на пороге, на нем были шорты, детская шапочка, полосатая блуза. В руке он держал трубку.
Денисов достал спички, он не курил, но сигареты и спички были всегда у него с собой, в сумке.
— Спасибо. — Гость прикурил. — Давайте знакомиться. Михаил Мацей. Из Харькова. Поэт… — Он взглянул испытующе. — Пишу для молодежи. Ваш сосед.
— Мацей. Я читал вас в «Юности». — У Денисова была жесткая память на трудные фамилии, а Лина выписывала «Юность».
— Правильно. — Мацей обрадовался. — А вы?
— Денисов. Москвич.
— Литератор?
— Технарь, — так оно и было вначале. — Московский завод координатно-расточных станков.
Поэт тактично сменил тему:
— Удивительно хорошее море сегодня. Обратили внимание? Каждый день другое, я не говорю уже — каждый год. — Он затянулся трубкой.
— Вы часто бываете здесь?
— Последние годы довольно регулярно. А вы?
— Впервые.
— Я вижу. Обычно тут одни и те же. Кто весной, кто — осенью. — На вид Мацею можно было дать около сорока, но Денисов чувствовал, что в действительности поэт моложе. Старила корявая небритая бородка, живот.
— Вы из тех, кто осенью?
— Стараюсь дважды. И осенью, и весной.
Денисов заинтересовался:
— В этом году были?
— В мае. Книгу надо сдавать, вот и приходится.
— Мой знакомый отдыхал… — Денисов показал словно случайно оказавшуюся у него в руках фотографию.
— Не помню, — вспомнив о книге, Мацей сразу заторопился, на снимок взглянул мельком. Денисов не мог ему сказать, как при опознании: «Пожалуйста, посмотрите повнимательнее».
— Заходите, — поэт пошел к выходу. — Перед обедом и после ужина я, как правило, не работаю.
В дверях он обернулся:
— В теннис играете?
— Нет.
— Жаль. На корте хорошая компания.
Денисов проводил его до крыльца, вернулся.
«Южный говор…» — определила одна из женщин, разговаривавшая с Ланцем в ту ночь в Москве на вокзале… — Денисов постоял у окна, комнатка была маленькая: стол, два стула, две кровати углом, «Схема эвакуации на случай пожара» сбоку, в рамочке, на стене. — Поэт из Харькова. Вполне мог быть в одной компании с Анастасией…» Он вернулся к рукописи и стал читать:
«…Твое признание в поезде по дороге:
— Я даже не думала, Ланц, что этот человек посмотрит в мою сторону. Душа любой компании, красавец. Другая, наверное бы, захомутала его. Я не умею.