Денисов воспользовался минутой, подошел к судебному медику:
— Добрый день.
— Привет, командир, — судмедэксперт усвоил манеры и сленг оперативных уполномоченных и даже слегка ими бравировал. — Нашли людей, у которых он ночевал? Поздравляю.
Денисов вздохнул.
— Главное, установить личность, дальше — связи… Кто его видел последним? Где? С кем? Возможности, представляемые типовыми версиями раскрытия преступлений, выглядели безграничными. А дальне как по маслу. Корысть? Месть? Ревность?
— Пожалуй, — Денисов согласился, этикет был соблюден. — Что с ним все-таки?
Эксперт погладил бороду:
— Два отверстия…
Денисов подумал про кровь на пиджаке погибшего, представил бурую лужицу внизу, под трупом, на асфальте.
— Пока трудно сказать, какое входное, какое выходное. Труп переворачивали. Трупное окоченение только в мышцах лица. Температура подтверждает время наступления смерти… — Каждый час температура тела падает на один градус. — Не думаю, чтобы его откуда-то транспортировали к вам. Смерть наступила здесь, на платформе.
— Что еще?
— Остальное больше для следователя. Королевскому, в протокол… — Он разворошил свою рыжую, лопатой, бороду. — «Тело средней упитанности, без шрамов, чистое…» Тебе не интересно.
— Татуировки?
— Я бы сказал.
— А что не для протокола? Неофициально?
— Приватно? — Большую часть времени эксперт как бы находился в состоянии игры — старался не замечать суровых сторон своей профессии. — Выстрел в грудь или в спину. С близкого расстояния. Смерть наступила от разрыва внутренних органов. После вскрытия расскажу подробности. Звони. А лучше приезжай. — Медик тоже устал: прежде чем приехать, всю ночь мотался по происшествиям в разных частях города.
— Протокол осмотра подписан?
— «Окончен труд…»
Денисов вместе с ним спустился с платформы. Из невыключенной рации под курткой доносились голоса. Дежурный переговаривался с оперативными работниками — те все еще находились на платформе, в залах. Смена железнодорожников с ночной уходила на двое суток — со всеми надо было успеть переговорить; заканчивался опрос пассажиров, ночевавших на вокзале…
Садясь в машину, эксперт процитировал:
— «Когда оборвутся все нити… — Это было из студенческой песни. — И я лягу на мраморный стол, вы, пожалуйста, не уроните мое сердце на каменный пол…»
— Это он… — Сазонов неловко качнулся от носилок, на которые перенесли труп. — Был у нас. Прошлой ночью.
Перед тем так же безоговорочно погибшего опознала Сазонова.
— Как люди пускают? Не боятся! — Ревизор из понятых отвернулся: профессор и его жена — в брезентовых куртках с капюшонами — явно не внушали ему доверия.
— Когда он к вам пришел? — спросил Бахметьев.
— Днем. — Сазонова поправила капюшон. — Часа в четыре. Я как раз выходила к мусоропроводу, а он появился из лифта. «Елена Дмитриевна? Я вам звонил… Окуневы на даче». Не помню, как он все объяснил. Я пригласила войти. Он продолжал извиняться, чувствовал себя неловко. Я поняла, что у него дела в Москве, надо где-то устроиться на сутки. Гостиницу он не забронировал…
Слушали ее внимательно. И не только потому, что от памяти Сазоновой зависело направление поиска — речь ее отличалась от короткого усеченного разговора оперативников.
— …Я сказала: «Господи! Всегда рады. Столько свободного места». Ему понравилась маленькая, у входа, там раньше жила Катя, сестра. Миленькая комнатеночка с балконом…
— Вещи у него были? — Бахметьев достал чистый платок, на секунду приложил к покалеченному глазу.
— Только портфель. Очень потертый, по-моему, свиной кожи. У Николая Алексеевича одно время был такой.
— Тяжелый, как по-вашему?
— Портфель? Я не могу вам сказать. Я не трогала его.
— Вечер того дня гость ваш провел дома?
— Ушел и вернулся оч-чень поздно.
— Когда именно?
— Я считаю, часа в три ночи.
— Кто открывал?
— Мы дали ему ключ. Это удобно, согласитесь.
— Да. Но вы все равно проснулись?
— Мы почти не спим. Где-то немножечко под утро.
— Он вернулся один?
— Я полагаю.
— Свет зажигал?
— Да.
— Газ? Что-нибудь готовил?
— Нет. Мы с Николаем Алексеевичем оставили на столе в комнате термос с чаем. Но он не пил. По-моему, лег сразу спать.
— А утром?
— Силой влили в него чашку чая. Но все как-то быстро, суетно. По-моему, он стеснялся. Я не люблю таких. Надо посидеть, потолковать.