Ниязов стоял против касс, рядом с киоском «Транспортная книга» — замкнутый, неулыбчивый, черноглазый, в коротком плаще. Под мышкой младший инспектор держал учебник по гражданскому процессу.
Интересующий Денисова разговор он начал первым, не дожидаясь вопросов:
— Я видел потерпевшего.
— С вечера?
— Ночью.
— Тебя допросили?
— Да. Но Бахметьев сказал, чтобы, кроме того, я доложил тебе в подробностях.
— Слушаю.
Незнакомый пассажир подошел к киоску — один из многих, для кого вокзальное время еле двигалось. С минуту постоял рядом.
Они замолчали.
— С вечера… — спросил Денисов, когда пассажир побрел прочь, — было спокойно?
— Ночью тоже. И никого из тех, на кого обращаешь внимание. На такие дни вообще не думаешь, что что-нибудь случится.
Денисов взглянул на него — Ниязов ограничивался обычно самым существенным и необходимым.
— Где вы пересеклись?
— Он курил у второго зала. В тамбуре. У выхода на перрон.
— Один?
— Там было несколько мужчин, я только мельком взглянул.
— Когда это было?
— Примерно в 0.20. Я проходил мимо, к кассе сборов.
— Почему ты обратил внимание?
— Не знаю. Видно, что-то заинтересовало, но я не придал значения.
— Он был с вещами?
— По-моему, нет.
— Потом ты его снова видел?
— Я делал ему искусственное дыхание. «Изо рта в рот». Перед приходом «Скорой».
Несколько чужих военных прошли в сопровождении переводчика; на непривычных широких фуражках блестели целлофановые чехлы от дождя. Денисов и Ниязов проводили их взглядами.
Зал для транзитных пассажиров проснулся, но еще не был наполнен шумом. Издалека донеслось цоканье каких-то особенно звонких каблучков, другие касались мрамора совершенно бесшумно. Вверху, на уровне антресоли, взлетел голубь.
— Где ты проходил во время посадки?
— Вдоль рабочей стороны. Подходил к начальнику поезда; все, как обычно.
— К проводникам?
— Не обращался.
— Провожавших было много?
— Несколько человек. Потом спустился на путь, обошел локомотив. Назад, к вокзалу, возвращался по правой платформе.
— Здесь все важно, — напомнил Денисов.
— Платформа была пустой, отлично помню.
— Труп обнаружили против четвертого вагона.
— Я проходил, там никого не было.
— Дальше.
— Когда поезд двинулся, был примерно у двенадцатого-тринадцатого вагона.
Денисов представлял картину ночного перрона; по мере того как состав уходил, Ниязову открывалась вторая платформа — возвращавшиеся к вокзалу провожающие, носильщики.
— Салькова не видел на посадке?
— На посадке не видел, только потом.
— А бригадир?
— Роман? Был.
— Как ты узнал про труп?
— Начался дождь… — Младший оперуполномоченный отвечал на вопросы точно и кратко. — Сальков шел по первой платформе, я стоял у табло, на перроне.
— Сальков шел быстро?
— Почти бегом. Был виден издалека. Заметил меня: «Там человек в крови! "Скорую". Самого трясло.
— Все?
— Я побежал на место. И сразу по рации дежурному.
— Как он лежал?
— На животе. Раскинув руки. Там ничего? — спросил он вдруг.
— Ничего.
— Личность установлена?
— Пока нет.
— 201-й… — Под куртками у обоих одновременно раздались тоны вызова.
— Слушаю. — Денисов нажал на манипулятор.
Снова вызывал дежурный:
— Срочно подойдите к багажному отделению. Там 210-й.
— Вас понял.
В 5.17 прибыл елецкий, пыльный, обшарпанный. Его приняли на четвертую платформу, чтобы дать оперативной группе возможность скрупулезно осмотреть первую.
Проплыли в окнах загруженные остатками еды столики, пустые бутылки из-под воды, невыспавшиеся лица, тревожно высматривавшие встречавших.
Проводницы в раскрытых настежь тамбурах драили поручни.
— Привет. — Двести десятый — оперуполномоченный Кравцов стоял под навесом, у входа в багажное отделение. Его тоже вызвали из дома.
— Знакомьтесь: капитан Денисов, Плетнева Тамара Николаевна. — Рядом, у скамьи, стояла крупная женщина в куртке.
Сбоку, на скамье, стояла сумка.
— Она опознала погибшего. — Мальчишеское гладкое лицо Кравцова было сосредоточенно, он привычно чуть покачивался на носках, сунув руки в карманы. — Ночью видела его на вокзале.
— Вы издалека? — спросил Денисов у женщины.
— Из Верхнего Парюга.