По тому, как старуха задумалась, Денисов понял, что она такой факт не исключает.
— А этот, что жил у вас, без машины?
— Этот так ходил. Пешком.
— Вам приходилось видеть его с женщиной?
— С якой?
— Вы же знаете! — схитрил Денисов.
— Видела. — Она посмотрела игриво. — А чаго? Нельзя?
Из холла прошла супружеская пара, пытавшаяся дозвониться, — женщина недоуменно взглянула на них.
— Какая она из себя?
— Кругленькая, симпатичная… В очках.
— Молодая?
— Счас до шестидесяти все молодые. Наташа! Сусаннина родня.
— Вы и ее знаете?
— А как же? Прибиралась у них раньше. Сейчас уж тяжело стало — бросила…
Горничная оказалась золотым свидетелем.
— Вы давно ее видели? Сусанну!
—Вчара захадила…
— Не спрашивали — долго она здесь будет?
— А завтра и уезжает… Дом-то уже чужой. Жилец новый приехал — мелитопольский. Деньги получены…
— Много? Если не секрет… Наличными?
Старуха усмехнулась:
— Нам с тобой считать чужие деньги не годится. Хоть бы и наличные! Целый сундук… Но у нее и расходы, не как у нас! Правда? — Она вздохнула.
— Хотели о чем-то спросить?
Выражение лукавства на сморщенном лице исчезло, женщина подняла лежавший у ног лист акации, показала на фотографию.
— А чаго с ним приключилось? Убили? Или сам себя?
Когда Денисов подходил к даче, Роша садилась в машину -седая величественная старуха, с многочисленными побрякушками на шее, с черными пронзительными глазами. Родственник оказался приземистым, молчаливым, полным, с пятнами на лице, он предпочитал держать руль в перчатках — Денисов подумал отчего-то, что руки у него больные — в красных маленьких пятнышках. Роща сказала ему несколько слов, он с неожиданной мягкостью развернул машину, минуя кафе, двинулся в направлении главной улицы.
«Был ли Волынцев — Ланц в конце концов представлен вдове Роша? — подумал Денисов. — Вряд ли…»
За скучным, похожим на школьное зданием тянулась однообразная, зажатая холмами долина. В ней оказалась учебная полоса, на вершине одного из холмов виднелась тригонометрическая вышка.
Денисов выбрал тропу, по которой давно не ходили, -угрюмую, с окаменевшими следами весенней распутицы.
Он не стал гадать, куда на этот раз уехала Роша вместе с родственником. («В магазин? В Щебетовку? Попрощаться с окрестностями?»), посмотрел на часы. Ему было необходимо побыть одному.
Дорога свернула к холмам, начался подъем.
«Видел ли Волынцев по возвращении из тувинской экспедиции Ширяеву? — Денисов шел быстро, занятый картинами, проходившими перед его мысленным взором, другие -вокруг — едва замечал. — Должен ли был тоже приехать в Коктебель? Знал ли о предполагаемой продаже дачи? Почему, зачем двое суток находился в Москве, ночью, на вокзале?»
С вершины открылся вид на холмы, округлые, словно складки огромного стеганого одеяла. Внизу был хорошо виден поселок — большое украинское село, перенесенное с равнины в горную местность. По другую сторону виднелся пейзаж в духе скалистого Запада — обрывистый песчаный каньон. Казалось, вот-вот осыпятся пригоршни мелких камней и появится одинокий верховой, придерживающий поводья, — в шляпе, с кольтом и наручниками на поясе, с ружьем поперек седла.
Было тихо. На дороге вдалеке проехала грузовая машина.
«В Судак?» — Денисов не представлял карту здешних мест.
Зелень поселка уходила в воронку, пропадала среди гористых складок, профиль Волошина виден не был — лишь щербатые, отмеченные желтизной и ржавчиной камни-монолиты.
Денисов сел рядом с одним из них, достал рукопись, поправил загнувшийся в середину лист.
«Перст судьбы — он племянник…»
Теперь Денисов мог уточнить дату ночного знакомства Ланца с неизвестным.
«"Наши завтра уезжают", — сказала Ширяева. Это случилось накануне отъезда вдовы Роша из Коктебеля…»
Он оглядел местность. Вокруг была та же клочковатая растительность, что и на горе у кладбища, — невысокая, отстоящая друг от друга полынь; все сухое, чаще колючее, не вызывающее желания коснуться.
Вдалеке, на дороге, в низине, остановилась легковая машина, Денисову показалось, кто-то вышел:
«Может, Роша с родственником? Решили проститься с окрестностями?»
Рукопись по-прежнему притягивала его — бесхитростное описание содержало некую оперативную информацию.
«Ты выдумал сказку о людях, которые живут легко и беспечно, Ланц, — говорит Анастасия, — и не можешь понять, что их нет или почти нет. Я, во всяком случае, к ним не принадлежу. Всю жизнь я либо училась, либо работала. Как все. Это все — результат твоей фантазии, миф, который ты создал в детстве. Эти люди отличаются от тебя тем, что умеют себя подать, коммуникабельны… Мой отец говорил: "Если человек не уважает себя, его и другие не уважают…"»