Рия почувствовала, как на короткую и невероятно долгую минуту замолчало сердце. Отец протягивал медальон. До боли знакомый медальон, который сделал и подарил Глау. Девушка медленно вытянула руку, чтобы перевернуть вещицу, и вздрогнула от неожиданности, когда ярко, как живые, блеснули синие глаза эльфа.
Она на мгновение позабыла, как дышать.
Глау смотрел на нее с медальона и чуть улыбался, а ярко-синие глаза по-прежнему казались настоящими, и все чудилось, что парень сейчас моргнет. И что-нибудь скажет. Проворчит или вспомнит историю о лесе. Или зашипит, и тогда его лицо изменится, глаза потемнеют…
— Рия?
Девушка шумно выдохнула и беспомощно посмотрела на отца.
— Папа, это…
— Ты в порядке? – он обеспокоенно склонился, но Рия словно не услышала вопроса.
Она вновь взглянула на лежавший на ладони медальон и судорожно вздохнула. Глау продолжал улыбаться. Глау, который был мертв. Который помог ей уничтожить их мир, помог убить, потому что верил, что это спасет. Потому что…
Глау. Преданный бойцовый кот. Мягкий и ласковый, хищный, ловкий, матерый, молодой. Красивый и теплый, вопреки прохладной коже.
Это не было сном. Потому что медальон был настоящим и не рассыпался, не исчезал. Потому что травяной шнурок держался даже после гибели мира. Как он сказал тогда? Заговорил травы? И они сдержат обещание?
О Господи…
Рия запрокинула голову, пытаясь удержать слезы, но рыдания прорвались наружу, и она скрючилась, прижимая медальон к груди. Было больно, было куда больнее, чем от потери подруг, потому что это – было. Тот мир оказался реальным, и она убила его, она убила тех, кто был ей так дорог, а это – во сто крат хуже и страшнее, чем просто… гибель.
Отец бегал рядом, суетился, но Рия его не слышала. Она все плакала и плакала, а слезы не желали кончаться. Медальон в руке был теплым и гладким, дерево из другого мира словно хранило тепло объятий своего создателя, а шнурок держал обещание и не рвался.
Глау был. И Глау ушел. И все ушли, и тенета взрезали тот мир из-за ее слабости.
И даже когда кончились слезы, Рия долго не могла подавить рыдания, она закашлялась и стучала зубами о край стакана, пытаясь выпить успокаивающее. Ей вкололи снотворное, по ее же просьбе, и девушка провалилась в сон, желая оказаться подальше от назойливых причитаний и остаться одной. Потому что ее бы вряд ли кто понял.
Через полторы недели Рия – Рия, не Марья и не Маша, ей все-таки не нравились теперь эти варианты, хотя полное имя, конечно, называла при необходимости – выписалась из больницы. И на шее ее висел медальон, на котором чуть улыбался эльф с ярко-синими глазами.