Выбрать главу

Турнье Мишель

Теобальд, или Преступление без улик

Мишель Турнье

ТЕОБАЛЬД, ИЛИ ПРЕСТУПЛЕНИЕ БЕЗ УЛИК

Перевод с французского Н. Бунтман

Прошло пятнадцать лет, достаточный ли это срок, чтобы теперь со спокойной совестью остаться в стороне? Я пытался убедить себя в этом, но мне нелегко было справиться с чувством вины, когда я узнал из газет о смерти учителя Теобальда Берте. Судя по всему, он стал жертвой убийства, и вина падала на его супругу Терезу и ее любовника Гарри Пинка. Дело в том, что с Терезой Берте я пережил некогда яркое, хотя и печальное приключение, память о котором мне дорога, поскольку связана с моей молодостью.

Я готовился к экзаменам на степень лиценциата по филологии и, чтобы заработать на жизнь, одновременно исполнял скромные функции надзирателя в муниципальной школе Алансона. Теобальд Берте вел два шестых класса и, будучи дипломированным преподавателем грамматики, запросто мог бы смотреть на меня сверху вниз. Но нет, он был на редкость безобиден. Сложно представить себе более безликое и бесцветное существо, более нелепую фигуру. Он радовался, что при распределении нагрузки ему достались дети помладше - шестые классы традиционно считались самыми легкими, - поскольку подростки переходного возраста оставили бы от него рожки да ножки. Может быть, в начале своей деятельности он уже пережил подобный неприятный опыт? Помнится, когда мы заговаривали о нашей работе и об отношениях между учителем и учениками, он сразу же замолкал. То ли мои суждения - суть которых я уже давно забыл казались ему слишком оптимистичными, не знаю, во всяком случае помню, как однажды он с обиженным видом покачал в ответ головой и несколько раз повторил: "О нет, знаете, дети недобрые, они даже очень жестокие, стоит им только почувствовать себя сильнее". И хотя к Берте я испытывал жалость с примесью брезгливости (я чувствовал, что по возрасту недалеко ушел от жестоких детей), я не презирал его, поскольку в те редкие моменты, когда его удавалось разговорить, он оказывался тонким эрудитом, как свои пять пальцев знавшим латинских и греческих авторов, умевшим со знанием дела побеседовать о романской архитектуре, живописи барокко, атональной музыке и "новом романе". И тогда у вас возникало тягостное чувство, что вы и вам подобные, равно как и вся повседневная жизнь, где правят деньги и сила, - все это относится к сфере грубой и низкой, а он в блаженном одиночестве пребывает в тайном саду, где все утонченно и прекрасно.

У этого неприметного человечка в силу какого-то невероятного парадокса была жена удивительной красоты, пышущая здоровьем, которая жила в свое удовольствие. Контраст между юной валькирией, с высокой, гордо устремленной вперед грудью, и серым, бесцветным коротышкой был разительным. Но такое встречается гораздо чаще, чем кажется. Порой властные женщины охотно довольствуются низеньким, податливым как воск муженьком.

Я был молод, наивен и предприимчив. По воскресеньям я часто ходил тренироваться в школьный спортзал. Пытаясь хоть чем-то компенсировать унизительный образ надзирателя, я затыкал за пояс старшеклассников и по бегу на сто метров, и по прыжкам в высоту. Поскольку все вокруг грезили о прекрасной Терезе Берте, я решил стать ее любовником, отчасти искренне того желая, отчасти ради самоутверждения. Мой план осуществился с легкостью, которую я в своем тщеславии даже не счел странной. Зато меня удивляла привычка Терезы брать с собой мужа, когда мы с ней куда-нибудь отправлялись. "Тогда никто не сможет ничего сказать", - рассуждала она. Наверное. Однако, подобно многим молодым людям, я пребывал в плену предрассудков и страдал оттого, что очутился в классическом бульварном треугольнике - жена, любовник и снисходительный муж. Я без труда мог бы заметить в наших отношениях нечто необычное, тревожное, ни на что не похожее. Но я не желал ничего замечать. Всю сложную подоплеку этого приключения я понял лишь намного позже и после долгих размышлений.

Короче, с точки зрения нравственной до идеала нам было далеко. С точки зрения физической - мы загорались от малейшего прикосновения. Второе могло бы компенсировать первое, если бы не третье обстоятельство, которое все осложняло. Мои новые друзья обходились мне недешево, очень недешево, тем более если учесть скудость возможностей простого надзирателя. Само собой разумелось, что, когда мы шли куда-нибудь втроем, расплачивался за всех я. Тереза быстренько пресекала робкие попытки Берте вынуть из кармана кошелек, когда приносили счет. Кроме того, она заняла у меня большую сумму на покупку машины под тем предлогом, что операции с векселями - чистейший грабеж. Я снял все деньги со счета, решив не скупиться, раз уж мне "привалило такое счастье". Остатки сбережений я предполагал потратить на путешествие в Грецию, намеченное на каникулы.

Наша дивная любовь продолжалась в течение триместра - столь милого преподавателям отрезка времени. С пяти до семи мы резвились с Терезой в моей студенческой комнатушке. До того дня, пока не произошло нечто необъяснимое.

Как раз между пятью и семью - в тот момент, когда я победоносно скакал с моей валькирией, дверь комнаты отворилась. Как, черт возьми, я мог забыть задвинуть щеколду? Но действительно ли я забыл, или все-таки ее отодвинул кто-то другой? В дверном проеме маячил Теобальд. В комнате царил полумрак, и мы увидели только его силуэт. Жалкое, карикатурное зрелище представляла собой эта фигура, которая даже спереди казалась повернутой в профиль: нескладные руки, правое плечо выше левого, огромная голова, словно склонившаяся под собственной тяжестью.

Он простоял так довольно долго, в полной растерянности, а я не мог даже шевельнуться, крепко схваченный мощными бедрами Терезы. Затем он тихо закрыл дверь, и мы услышали, как удаляются его шаркающие шаги.