— А они… злые? И где водятся?
Тед улыбнулся.
— Единорогов не существует. Есть только легенда…
Бланш сразу оживилась.
— Какая?
— В ней говорится, что существует только один такой зверь. Один-единственный. Белый единорог… Очень пугливое животное, которое никого не подпускает к себе. Увидеть его — большая удача. Но говорят также, что он может подойти и сам — к девушке, которая невинна, чиста сердцем и никогда не имела дурных помыслов. Только ее не побоится белый единорог. И подарит ей счастье на всю жизнь…
— Только к девушке?
— Только к девушке.
— Так чего ж ты говоришь, что это легенда? Как ты можешь знать? Ты же не девушка. И если он только один… то естественно, что его мало кто видел! А он не умер?
— Это волшебный зверь. Ох, какой же ты ребенок, Бланш! Единорог — сказка!
— Ну и смейся! Только он — правда… Но я вовсе не хочу ссориться с тобой из-за этого. Тем более что у тебя такая вкусная куропатка…
Девушка кинула в рот последний кусочек и проглотила.
— Да и я не хочу ссориться с тобой, Бланш, — смеясь, ответил молодой человек. — Ради бога, считай всю историю правдой!
— Тед, я не понимаю, как ты можешь не верить в чудеса после всего, что с нами происходило! Кстати, большей частью — именно с тобой.
Юноша пожал плечами.
— Я верю в магию, вампиров и колдуний. Во все, связанное с ними… Потому что я с этим сталкивался. Но единорога я не встречал.
— Ты же не можешь. Ты — мужчина.
Юноша немного смущенно улыбнулся.
— Мне приятно это слышать от тебя. Ну что ж, возможно, ты его и встретишь однажды!
Бланш потупилась и, красная, как пион, покачала головой.
— Я… У меня есть дурные помыслы.
— Какие же это? — смешливо фыркнул Теодор.
Она медленно встала и подошла к нему вплотную.
Вокруг сторожко дремал осенний ночной лес, неистово рокотал костер — и земля, очищенная от дерна, так нагрелась, что ее тепло чувствовалось даже через обувь. А может, это просто самой девушке было жарко от внутреннего огня?..
Глаза в глаза!
— Теодор, мы все время делаем вид, что между нами не осталось никаких вопросов. Знаешь, я скажу тебе, что все это время я чувствовала себя виноватой перед тобой. Да! Я оттолкнула тебя, я убежала, словно воровка — хотя однажды, за месяц до ухода Маршбанкс, пообещала, что никогда не брошу тебя.
— О, Бланш…
— Не перебивай! — взволнованно вскрикнула девушка, хватая его за руки. — Я поступила глупо, я обидела тебя — тебя! — того, кто лучше всех на свете ко мне относился…
— Но я не обиделся, Бланш!
— Но, Тед, ты страдал… — просто ответила она. — Я предала тебя, поступив так. И, что хуже всего, я предала себя. Я лишила счастья нас обоих… Тогда я только начинала понимать… понимать, что… ну да, что я люблю тебя, но…
— Бланш! — Тед не мог сдержать радости. Глаза его засияли.
— О, Тед, я прошу тебя! Но я убежала, надеясь, что мои чувства исчезнут… Зачем я так сделала? Почему оскорбила тебя сомнениями в прочности твоих чувств? Ах, с какой стороны ни зайди, я поступила жестоко по отношению к нам обоим, жестоко и глупо. Я ударила тебя, когда ты меня поцеловал — и жалела об этом, жалела, потому что во время поцелуя мне было хорошо, мне хотелось ответить… Я испугалась своей любви к тебе, я хотела показать, что я не такая, как твои прежние подруги — и потому дала тебе пощечину. И потому же убежала… Но, наверное, я ничем от них не отличаюсь, ведь я ничего не могу с собой поделать! Я люблю тебя, Тед.
«И хочу, чтобы ты меня поцеловал», — мысленно добавила она, не решившись сказать вслух.
«Нет, я никогда не жалел, что прикоснулся к твоим губам, — про себя отвечал юноша. — Потому что такого блаженства я не испытывал никогда в жизни — и это воспоминание утешало меня в минуты печали».
Он стоял бледный, растерянный, широко раскрытыми глазами глядя в ее глаза, и боялся произнести хоть слово. Ее очи начали заволакивать слезы.
— Что же ты молчишь?.. — еле смогла прошептать она.
— Я… Я боюсь что-нибудь сделать не так. И… и оттолкнуть тебя. Потому что ты правда другая…
Бланш улыбнулась сквозь слезы.
— Ну, поцелуй же меня… — она хотела сказать это так, словно поддразнивала, но получилось как-то смущенно и просительно. Не выдержав, девушка потупилась.
Никогда еще Тед не чувствовал себя настолько растерянным и неловким, как сейчас, неуклюже переминаясь с ноги на ногу перед любимой девушкой. Он казался неопытным мальчишкой, а вовсе не сердцеедом, на счету которого было немало любовных побед.
— Теодор…
Юноша решительно отбросил все колебания. Он обнял Бланш — ее гибкое тело, плотно прильнувшее к нему, губы нашли ее губы — и теплая волна счастья, как оглушительный морской прилив, захлестнула их обоих, закружила — и унесла в океан блаженства и страсти. Все страхи, все сомнения, вся робость — все рассеялось, как дым. Объятья Теодора становились все властнее, увереннее, поцелуи — неистовей. Щеки Бланш пылали от возбуждения, от ощущения его крепких рук на ее теле: одной на спине, второй на затылке — и его сильных пальцев, запутавшихся в ее волосах… Эти руки удерживали ее так близко-близко, что девушка чувствовала все его тело даже через одежду — и знала, что он так же чувствует ее.
Кровь гулко стучала в висках, перед глазами то темнело, то начинали сиять миллиарды лучистых звезд, ноги подкашивались. Всем существом ее овладевал неистовый жар — и она отвечала на поцелуи с удвоенным пылом — так, как мечтала весь этот нескончаемый год. А когда юноша начал целовать ей шею и плечи, приспустив платье — тогда Бланш, крепче обхватив любимого, сама мягко утянула его вниз, на землю — а Теодору больше не требовалось никаких пояснений…
Как вихрь, как сон, как сказочная мечта — для обоих это вечное чудо любви было открытием. Не стало ни Теодора, ни Бланш — просто соединились две половинки едино мыслящего, едино чувствующего, цельного организма, разорвать единение которых значило принести смерть… В эти мгновения накрепко, как в горниле, сплавились в одно целое их души.
А после, лежа в объятьях друг друга на плаще Бланш и укрытые запасным, из ее вещей, они слушали гул костра, тишину леса, чуткое фырканье лошади… Смотрели на звезды и на искры огня… Пока не уснули.
Девушка проснулась первой, когда Тед еще спал. Над землей плыл тяжелый осенний туман, костер почти потух. Она встала. Ежась, залезла в отсыревшее платье и подбросила веток в огонь. Пламя, словно нехотя, вновь начало разгораться, зато повалил удушливый дым. Бланш закашлялась и поспешно юркнула обратно под плащ к Теодору. Тут было много уютнее, можно было прижаться к его теплому телу, наматывать на пальцы его локоны… И любоваться.
Ах, как он красив! Его мягкие, такого сказочного цвета, пряди…
Бланш, задумчиво улыбаясь, перебирала их.
Как стремительно, само собой, все получилось… Да, не видать ей теперь белого единорога! Ну ничего, обойдется фигуркой на рукояти кинжала. У нее есть Теодор! Сколько женщин у него было?.. А достался он ей!
«Правда?.. — вдруг некстати раздался в ее голове голос здравого смысла. — А сколько его любовниц задавали себе тот же вопрос и давали тот же ответ? И вылетали с грохотом из его жизни! Тед получал, что хотел, и…
Но нет, у нас все иначе!
А кто знает? Может, он действительно думал, что любит меня, а теперь осознает, что ошибался. Наверное… Только ему будет стыдно сказать мне. Значит, я должна сама его от себя избавить. Встать и уйти!
А если я все просто выдумала?.. Нет, я не смогу уйти вот так… снова сбежать, как воровка! Я останусь и поговорю с ним».
Когда Теодор проснулся, Бланш, уже полностью одетая, сидела рядом и глядела на него. Лицо ее было серьезным, суровым и очень решительным.
Не успел молодой человек открыть глаза и улыбнуться ей, как Бланчефлер сухо и деловито отрезала: