– Лексис, Теодор… – голос Его Джентльментства был твердым и решительным. – Надеюсь, вы понимаете, что эта информация не должна выйти из этих стен.
– Да, Ваше Джентльментство.. – в один голос ответили друзья. Первое лицо поморщился.
– Так, давайте уже без титулов. Обстановка не та. Не до эпитетов. Просто Эмман. Ясно?
– Да, Ваш… – Лексис осекся. – Да, Эмман, конечно.
– Итак. С этого момента вся информация напрямую ко мне. Я дам распоряжения привратникам впускать вас обоих в любое время дня и ночи. План действий таков…
Лексис и Теодор много дней колесили по окрестным и соседним землям, встречались с другими фотуграпами, пытались и косвенно, и напрямую получить хоть какую-то информацию о том, кто мог такое сделать. Придворные соглядатаи проверяли все заявления, слухи и домыслы обо всех пропавших, особенно детях и женщинах на сносях. Но никто нигде ничего не слышал, не видел, не знал. Все трое, Лексис, Теодор и Эмман, были согласны, что оставлять там младенца нельзя. Вернуть можно, скорее всего у Теодора получилось бы, но вся сложность заключалась в том, что вернувшийся из небытия окажется точно в том месте, где была сделана фотугра. Таковы законы этого странного, часто пугающего и загадочного мира. Но этого места не знал никто…
Увидев на пороге озабоченного Теодора, Лизетт не стала приставать с расспросами. Она лишь заварила ароматного чая, который они научились выращивать и готовить в этом странном мире. Этот чай был экзотическим напитком для тутошних, никто никогда не пробовал такого. Лизетт с удовольствием угощала и Его Джентльментство, и Ее Великолепность. Уполовинив чашку ароматного напитка, Теодор поделился с женой своими мыслями. Ситуация казалась безвыходной, и бывший фотуграп решил снова пойти в Великое Ничто. Там он ,теперь уже без труда, нашел светлый образ младенца. Зная, что и как искать, снова внимательно осмотрел все вокруг, но других несоответствий не нашел. Что же делать? Теодор мерял шагами свою комнату, то подходя к двери и выглядывая в Великое Ничто, то возвращаясь к столу и зеркалу. Мыслей нет, но что-то делать надо. Он снял с кровати легкое покрывало, связал углы так, что получился как бы мешок. Подошел к двери и, аккуратно захватив образ младенца, притянул к себе. Фотугра была ускользающей, невесомой, воздушной и такой безмятежной. Теодор как можно нежнее взял ее в руку, встал напротив зеркала и нажал кнопку камеры…
Ярко светило солнце, весело щебетали лесные птицы, ветер озорно играл в кронах деревьев. Теодор стоял на опушке леса, в одной руке была камера, в другой сверток с младенцем. Такого поворота фотуграп не ожидал. Он надеялся, что вернется из Великого Ничто в свои покои, как это бывало всегда. Но сегодня фотугра младенца превозмогла дар опытного фотуграпа. У ног Теодора валялась опрокинутая корзинка, высыпавшиеся из нее грибы потемнели и сморщились от времени. Чуть поодаль фотуграп увидел маленькую избушку-землянку, наполовину вросшую в землю, с заросшей мхом и травой крышей. У входа в избушку неподвижно лежала на земле женщина. Теодор почувствовал, что жизни в ней нет уже не одну неделю…
Теодор и Лексис снова стояли в покоях Эммана.
– Ну что ж, по крайней мере теперь понятно, почему соглядатаи ничего не узнали о пропавшей. Вся жизнь в лесу, вдали от людей. Но все же с кем-то она встречалась, ребенок сам по себе ниоткуда не возьмется. И, что беспокоит меня больше всего, фотугру тоже кто-то сделал. – Эмман вздохнул, сел на резное кресло, жестом пригласил двух друзей сделать то же самое.
– Теодор, у тебя детей нет. Насколько я знаю, Лизетт мечтала о детях, хотя ее и не смутила плата за твой дар. Как ты смотришь на то, чтобы взять заботу о младенце на себя?
Теодор даже и мечтать не смел о таком повороте. Он чуть не подпрыгнул в кресле, но сдержался.
– Почту за великую честь, Ваше Джентльментство! Но, если позволите, сначала спрошу у Лизетт…
Ксеня росла жизнерадостным, озорным, но послушным и добрым ребенком. Федор и Лиза и думать забыли, что она им не родная. Полноценное счастье наконец поселилось в этом, похожем на маленький зАмок, особняке. И даже чужой мир стал казаться своим. Смышленая и любопытная девчушка задавала кучу вопросов, порой совсем не детских. Теодор и Лизетт подробно все объясняли, давно прекратив опасаться того, что девочка может чего-то не понять. Ксеня очень быстро освоила грамоту, математику, живопись. Даже видавший многое Эмман дивился способностям и феноменальной памяти приемной внучки, а весь Двор рукоплескал юной талантливой поэтессе. К десяти годам девочка прекрасно знала всю округу, приемные родители не боялись отпускать ее одну, а во Дворе задумывались о приеме на службу юного соглядатая. Такой юный и очаровательный разведчик ни у кого не вызывал бы ни малейших подозрений.