В действительности же ему удалось обеспечить себе лишь «некоторый вид морального протектората» над другими германскими племенами: находясь в Италии, он со своими остготами стал естественным соединительным звеном между остальными варварами и сокровищницей римской культуры. Чем дальше эти варвары находились от Рима — эсты пришли аж с Балтийского моря, чтобы принести ему присягу, тем сильнее это тешило самолюбие остготского короля. Когда Теодорих отдал в жены тюрингскому королю Херминафриду свою племянницу Амалабергу, которая была дочерью его сестры Амалафриды от первого брака, он написал ему письмо, в котором были такие строки:
«Вы, отпрыск королевского рода, отныне примете на себя часть славы блестящего рода Амалов. Мы посылаем Вам бриллиант нашего двора и дома, красу всего рода, мудрую советчицу, прелестнейшую из женщин. Она должна разделить власть с Вами и управлять Вашим народом с мудрым усердием, чтобы он стал еще более счастливым. Вы получаете женщину с достоинствами, которые высоко ценятся в Италии: она сведуща в науках, чтит старинные обычаи, имеет царственный вид благодаря не только своему происхождению, но и своим женским достоинствам; мы помним, что Ваше отечество гордится своими традициями не менее, чем своими победами».
Не забыл Теодорих и о бургундах, отправив к их королю Гундобаду Боэция, который привез ему в подарок солнечные часы и клепсидру: Гундобаду надлежало иметь в своем королевстве все то, чем он когда-то восхищался в Риме; благодаря своему королю бургунды должны были избавиться от варварских обычаев. С тем же посланником Теодорих отправил к королю франков человека, умеющего играть на кифаре: подобно Орфею, он должен был тронуть чарующими песнями суровые сердца его подданных. Теодориху очень хотелось добиться поставленной цели — сделать так, чтобы эти дружественные остготам племена изжили жестокие варварские нравы, перестали решать споры с помощью насилия, а обратились бы, в поисках справедливого решения, к закону, что уже было свойственно остготам.
Но не это было главным: используя глобальную "систему альянсов", Теодорих хотел объединить под своей властью все германские народы, живущие на территории развалившейся Западной Римской империи. Его собственный политический опыт и реальная оценка исторических событий подсказывали ему, что различные германские народы не имеют общей национальной идеи. Чем явственнее Теодорих видел, насколько сильным было стремление византийского императора к реставрации прежней империи включая государства, находившиеся в центре Европы, в том числе и его собственное, а также расположенное в провинции Африка государство вандалов, тем больше он убеждался в том, что необходимо противопоставить свою федеративную политику политике Византии, основным лейтмотивом которой было натравливание одного германского народа на другой.
Конечно же, стремление Теодориха к объединению всех германских народов под своей эгидой можно считать лишь проявлением его политического идеализма и беспочвенных фантазий. Но оно было совершенно оправданным, ибо он прекрасно осознавал шаткость своего положения. Зная о постоянно грозящей ему опасности, Теодорих просто не мог сидеть сложа руки и ждать, когда с ним расправятся.
И, может быть, такая попытка объединения всех живущих на территории Империи германских народов была единственной возможностью избежать этого? Во всяком случае, несмотря на то что Теодорих, скорее всего, прекрасно отдавал себе отчет в невозможности полного осуществления надежд всех этих народов, он не собирался отказываться от такой попытки. Разумеется, Теодорих знал, что реальная власть, которой он обладал, была явно недостаточной; поэтому он старался убедить варваров в своей избранности, используя заимствованную у римлян великолепную внешнюю атрибутику монарха, а также моральные критерии, слабость которых была совершенно очевидной. Но он верил в свою путеводную звезду и старался достичь своей цели любыми средствами, действуя, тем не менее, с предельно умной осторожностью.