Портье тут же отправил носильщиков за нашим багажом, а нас с мамой повели в наш номер. Мистер Бинг остался в холле, чтобы отвезти нас, когда мы умоемся с дороги и переоденемся, в Службу Древностей.
– Пошевеливайся, Теодосия, – сказала мама, когда мы остались в номере одни. – У нас не больше четверти часа, я не хочу заставлять мсье Масперо ждать нас дольше, чем это необходимо.
– Да, мама, – ответила я и поплелась в свою комнату, куда уже занесли мои чемоданы. Пинком ноги я закрыла за собой дверь, затем поставила на пол свой саквояж и корзинку, сама присела рядом и сказала, открывая плетеную крышку корзинки:
– Приехали, Исида. Можешь вылезать.
Я едва успела приподнять крышку, как Исида черной молнией вылетела наружу и принялась кружить по комнате, обнюхивая по очереди все углы.
Пока Исида решала, подходит ей эта комната или нет, я порылась в чемодане и выбрала платье из желто-коричневой, похожей по цвету на ириску тафты, которое измялось в дороге меньше, чем остальные. Тем временем Исида закончила осмотр комнаты, вернулась ко мне и принялась тереться о мою лодыжку.
– Все в порядке? – спросила я.
Она мяукнула в ответ, и я наклонилась, чтобы почесать ее за ухом, но Исида увернулась, вспрыгнула на подоконник и снова мяукнула, уже гораздо громче и требовательнее.
– Ну конечно! – спохватилась я. Как же это мне сразу не пришло в голову? – Понимаю, понимаю, как тебе не терпится.
Я поспешила открыть окно, с удовольствием отметив, что оно выходило в какое-то жалкое подобие сада, и сказала Исиде:
– Только не задерживайся. Мне нужно будет уйти с мамой, а ты останешься здесь на страже.
Исида согласно мяукнула, выпрыгнула в окно и исчезла среди пыльных кустов.
Я вылезла из своего пропылившегося дорожного платья и пошла умываться. Вытираясь, я внимательно рассматривала в зеркале свои глаза – не становятся ли они такими же карими, как у мамы. Нет, не становятся. И синими, как у папы, тоже не становятся. Как были цвета болотной грязи, такими и остались. Таких странных глаз, как у меня, нет ни у кого в нашей семье.
«За время этой поездки я должна выяснить, почему у меня такие глаза, – подумала я. – И найти ответ еще на целую кучу вопросов». Собственно говоря, возможность разобраться с тайной своего появления на свет была самой веской из причин, по которым я согласилась выполнить просьбу Ови Бубу.
Я вернулась из ванной в комнату и принялась надевать чистое «ирисочное» платье, размышляя о том, куда мне спрятать Изумрудную табличку. Лучше всего было бы взять табличку с собой, но куда я ее дену? Это невозможно. Значит, придется оставить табличку здесь, в номере, и ни в коем случае не вспоминать и не думать о ней, чтобы никто не выкрал эту информацию прямо из моей памяти. Вы смеетесь? Напрасно. Для знакомого с египетской магией человека это не составит большого труда.
Я как раз заканчивала причесываться, когда на подоконник вспрыгнула вернувшаяся Исида.
– Умница, вовремя вернулась. А это что у тебя? – спросила я, заметив в пасти Исиды что-то маленькое и извивающееся.
– Тео, ты готова? – послышался мамин голос.
– Иду! – Я поспешно заперла окно и сказала, обращаясь к Исиде: – Никого не подпускай к нашему сокровищу, хорошо? Я очень на тебя рассчитываю.
Исида негромко заурчала, забралась в свою корзинку и принялась хрустеть своей добычей.
– Приятного аппетита, – сказала я, задумчиво глядя на лежащий на кровати ридикюль. Оставить его в ящике комода? Нет, именно туда первым делом и сунется любой вор, хоть обычный, хоть слуга Хаоса. Придется таскать ридикюль с собой. Я со вздохом взяла про́клятую штуковину, повесила себе на запястье и отправилась искать маму и мистера Бинга.
Глава вторая. Мать всех музеев
Вам доводилось когда-нибудь выбрать из вазы самое красивое, сочное яблоко, впиться в него зубами, предвкушая райское наслаждение, и обнаружить, что оно насквозь прогнило и кишит червями? Если да, то вы поймете, что я почувствовала, впервые войдя под своды Египетского музея.
Это было огромное величественное здание, в котором хранились сотни, даже тысячи редчайших древних артефактов, которых вы не встретите больше ни в одном музее мира. Однако как только я вошла внутрь, меня окатило волнами черной магии, древних проклятий, неприкаянных духов хека и мут, окатило с такой силой, что у меня подогнулись колени. Казалось, магическую энергию излучают буквально все музейные артефакты, начиная с тех, что выставлены еще при входе, в фойе.