Огромным усилием воли я отрываю взгляд от проклятой трубки и смотрю Роальду прямо в лицо. Роальд монотонно начинает рассказ и мне действительно хочется выпить весь коньяк залпом и плюнув на всё, заворожено глядеть на неустанно шевелящиеся пальцы…
В далёком 1947 году на заседании, посвящённом последнему обсуждению и окончательному утверждению месторасположения химкомбината закрытого топливно-ядерного цикла, более известном после, как химкомбинат «Маяк» закрытого города Челябинска-40, во время небольшого перерыва Сталин вдруг спросил Иоффе, что тот думает о существовании Бога. Толком неизвестно, что ответил академик, но известно, что вскоре Сталин имел с Берией продолжительную беседу, в ходе которой и были обозначены основные сферы деятельности нашего будущего НИИ экспертизы КГБ СССР при АН СССР. Тогда, конечно, это называлось иначе — как-то вроде «лаборатории криминалистических исследований» или нечто в этом духе. Чисто в стиле советских традиций, в соответствии с которыми оборонные заводы и НИИ имели либо просто номера, либо названия, далёкие от характера выпускаемой ими продукции.
О полномочиях и возможностях НИИ я уже говорил. Собственно, говоря, принципиальных изменений там не произошло. А задача, о которой во всём СССР полагалось знать едва ли десятку человек, звучала просто: «Существует ли Бог или это всё-таки выдумки?»
Ни больше и не меньше.
Доказать бытие Божие полагалось чётко, прямо, недвусмысленно. И в форме, понятной любому члену Политбюро. Не просто колебания стрелок в приборах и длинные ряды цифр на бумаге, а по-нашему, по-большевистски, по Маяковскому: «Весомо, грубо, зримо». Впоследствии допускалось и доказательство бытия Дьявола. Подразумевалось почему-то, как само собой разумеющееся, что наличие Дьявола, как существа менее совершенного, чем Создатель, доказать легче. Опять же, Бог и Дьявол мыслились неразлучной парой и если вы поймали нечистого за хвост, то доказали, что параллельно существует и Господь — ныне и присно и вовеки веков. Аминь.
Стар становился Большой Вождь… и надежды на советских учёных, которые изобретут некие пилюли вечной жизни, у него не было. Не хотелось Хозяину рисковать. Привык он к определённости и чеканности формулировок. А ну как не врут батюшки? Что тогда делать? Молиться? Как Иоанн IV напяливать клобук и колени в церкви протирать до кровавых волдырей? Или, наоборот, помирать спокойно и весело, ибо неисповедимы пути Господни и замыслы Его непостижимы. А вдруг Иосиф, сын Виссариона угоден Вседержителю и зря беспокоится о своём посмертном существовании?
В общем, задача была поставлена небывалая. В идеале — получить частицу Бога в пробирке или лабораторной реторте и продемонстрировать Его существование в полном соответствии с марксистским, а также ленинско-сталинским подходом к науке. Кстати, под кодовым названием «Реторта» и были проведены соответствующие организационные мероприятия. И естественно, под тесным руководством товарища Берии и под грифом «Государственная тайна». Вот, поди, Лаврентий Павлович в глубине души матерился-то! Мало ему было забот и хлопот… хотя, наверняка, и его данный вопрос интересовал. Наряду со всеми тревогами о создании атомной бомбы, межконтинентальных ракет и планов расширения социалистического лагеря до пределов планеты Земля. Уж чего-чего, а грехов на наших вождях было немало.
История НИИ была известна мне в общих чертах. Детали всплывали в основном в те времена, когда я уже возглавил его, и приходилось возвращаться в ту или иную архивную тему. Такое бывает в науке. В начале семидесятых, например, много работали по теме Кирлиановского излучения. Потом забросили, а в девяностые пришлось снова вернуться к нему, но уже на ином, более сложном уровне. С теми же результатами, замечу…
До смерти Сталина небольшая группа вкалывала, как папа Карло. Пыль столбом, дым коромыслом — шутка ли, на самого Хозяина работаем! Всяк понимал, какие «премии» от Генерального секретаря бывают, если не угодишь. Потом куратора нашего, Лаврентия Павловича, к стенке поставили и несколько лет НИИ сидел тише воды и ниже травы, потихоньку ковыряясь по текущим темам. При Хрущёве всю лавочку чуть было не прикрыли… но тогдашнее руководство вывернулось на боковых тематиках, типа микроволнового излучения, исследований телекинеза и прочей чепухи вроде чтения мысли на расстояния и воздействия на субъекта через океан. Опять же, помогли космические дела. Самому Никите Сергеевичу, как ярому коммунисту, существование института было неприятно, тем более, на фоне могучего всплеска антирелигиозной пропаганды. Только примазавшись к ярким темам и можно было выжить. Но, хоть коллектив и сократился до минимума, разумное финансирование, льготы, вывеска, счёт в банке и печать — остались. А значит, жила контора! Так и пробарахталась она ни шатко, ни валко до первого предынфарктного состояния Леонида Ильича Брежнева.