— В целом Владимир Владимирович счёл нашу работу удовлетворительной, — казённым голосом проскрипел я. Жорка едва заметно усмехнулся. У Гусева было лицо человека, мучаемого поносом и успевшего всё-таки добежать до сортира. — Установку будем переделывать.
Лицо Жорки недоумённо вытянулось.
— Да, но…
— Никаких «но»! — прогремел я, — изображая начальственный гнев. — Что значит «но», Георгий Викторович? Быть может, это вам сейчас Путин передал новые зарубежные материалы? Или Борис Николаевич Ельцин подписал новый указ о назначении вас на мою должность, пока мы с Владимиром Владимировичем ходили по лабораториям?!
Жорка пожал плечами. Старый сукин сын знал меня, как облупленного. Розовый от счастья Гусев уже смотрел на него «с излишним усердием», как говаривал старый добрый несуществующий персонаж Косьма Прутков.
Я попыхтел, сдвинув брови, сделал в ежедневнике бессмысленную закорючку, чтобы все гадали, что там такое «взял на карандаш» грозный старик, и отпустил всех с Богом. Но нескольким человекам, — пятёрке посвящённых в Главную Задачу, — я велел подойти ко мне на совещание ровно через полчаса. Надо порадовать мужиков — всё-таки большое начальство нам карт-бланш дало. Не много и не мало.
Сейчас уже слишком бессмысленно углубляться в воспоминания. Однако, надо сказать, это приятно. Вообще-то, я не думал, что собственное жизнеописание составлять будет так интересно. Хотя, здесь всё равно особо заняться нечем. Ну, не совсем «нечем»… в мои обязанности входит делать вылазки наружу. Набирать, чего под руку подвернётся и вести, так сказать, наружное наблюдение. Жорка грозился установить на развалинах парочку следящих камер, но по здравому размышлению мы с ним от этой затеи отказались. Жрёт вся эта музыка не так уж и много ватт, но возни с ней — умотаться. Да и что высматривать? Если кому в голову взбредёт до нас добраться, то это только тем, кто твёрдо знает, зачем он это делает. Даже охрана, когда-то обхаживающая периметр нашей конторы, не знала, что именно находится внизу, под старой хрущовкой.
Слухи среди них ходили, конечно, шепотком, но даже те, кто бдил у двери «Осторожно!», в тире или даже в тамбуре, ведущим к станции Метро-2, ни о чём толком не догадывались. Чаще всего о «радиации» шептались. В самом метро была своя охрана, уже совсем от другого хозяйства. Тамбур в тоннеле на момент пуска Установки был перекрыт многотонной плитой — наследием холодной войны. А уж после этого всем на всё было уже наплевать.
Единственное, чего можно было опасаться, так это притащить кого-то «на плечах». Много раз мне снились сны, в которых я брёл по знакомым коридорам, чувствуя приставленный к горлу нож. «Иди-иди, старикан, шевели копытами!» И показывал все наши секреты и запасы, и видел, как Жорку пыряют ножом в горло, а потом, плотоядно усмехаясь, идут с окровавленным ножом ко мне. В конце концов, я уже стар, чтобы играть в героя. И если меня и впрямь выследят в воняющих гарью развалинах, я молю Бога дать мне возможность успеть сунуть ствол в рот и нажать на спусковой крючок.
Поэтому наверх я выхожу нечасто. Здесь чудесная система вентиляции, защищенная от крыс и почти не оборудованная фильтрами (просто не успели в своё время; мы здесь не при чём). И хорошо. С принудительным вентилированием у нас были бы проблемы — вентиляторы энергии потребляют много. Иногда ветер наверху меняется и поток воздуха начинает идти из тех решёток на стене, куда раньше этот поток уходил. И наоборот. Тогда из вытяжных труб несёт чёрт знает чем — сплошная тухлятина. Но такое бывает нечасто. В своё время строители позаботились об учёте розы ветров в данном районе Москвы. Увы, давно были утеряны подробные чертежи и планы вентиляционной, канализационной и водопроводной систем. Канули в Лету за ненадобностью, надо полагать. Мало ли в нашей первопрестольной, в её земле и стенах, разных забытых труб? А ведь проектировали когда-то, мучились, прокладывали, ломали голову, как замаскировать, и как секретность соблюсти…
Жорка уверяет меня, что воздухозаборники наверняка установлены где-то неподалёку от реки, а замаскированные концы выводящих трубы расположены чуть ли не на крыше высотного здания. Что ж, всё может быть. Зимой и осенью ветер в вентиляции просто ревел. Приходилось почти наглухо закрывать заслонки. В зале номер два мы тогда разломали несколько нар и разводили небольшой костерок на железном полу. Жаль, говорил Жорка, кирпичей нет, а то бы он камин сложил. Но и у костра было уютно, пусть иногда дым и разъедал глаза. Интересно, куда же этот дым всё-таки вытягивало? Впрочем, наплевать. Главное, когда бедная «хрущовка» над нами рушилась и горела, к нам дыма не нанесло. А то бы угорели, наверное. Хотя, если подумать, то любое бомбоубежище должно не зависеть от того, горит ли над ним здание или нет.