Иногда можно услышать, что христианство учит о радикальном изменении природы человека, вызванном грехопадением, в то время как иудаизм признает человеческую природу в своей основе не изменившейся.
Но и этот признак отнюдь не однозначен. Вот что, например, пишет о грехопадении р. Моше Хаим Луцато (1707-1746): «Со стороны своего истинного корня человеческий род не потерял высшего аспекта из тех аспектов, которыми обладал к моменту совершения греха. Первый человек не был отвергнут насовсем, настолько, что не сможет вернуться на высшую ступень, но актуально он находится на низшей ступени, обладая потенцией подняться до степени высшей» (Моше Хаим Луцато «Путь творца» II 4.3).
Очевидно, что это определение допускает самые разные трактовки, включая христианскую, ибо искупление возможно по той причине, что в своей основе человек остался еще человеком, стоя даже на последней ступени.
Сравнивая иудаизм и христианство, невозможно не отметить их полярного отношения к браку [7]. Для христианства семейная жизнь традиционно выглядит как сфера враждебная религии, как сфера, которой правильнее пренебречь. Для иудаизма брак [8] – это необходимая религиозная основа. Комплементарность [9] подходов здесь налицо. Но вместе с тем невозможно отрицать, что даже в вопросе брака иудейское и христианское учения перекрываются. Как известно, протестантизм отвергает монашество, а шведский мистик Сведенборг, учение которого положено в основание нескольких христианских общин, видит в браке основу духовной жизни и даже считает, что истинный брак возможен только среди христиан. Иудаизм, со своей стороны, также способен оценить положительную сторону целибата. Во всяком случае, иудаизм не видит в длительном половом воздержании ничего греховного, если оно делается во имя изучения Торы. В Гемаре приводится несколько историй о мудрецах, которые годами жили в отдалении от своих жен.
Часто и иудеи и христиане сходятся в том, что христиане верят в страдающего слабого Мессию, а евреи – в торжествующего. Но во-первых, христиане верят во второе пришествие, которое будет именно «торжествующим», а во-вторых, иудаизму также знаком образ страдающего мессии. Согласно одной талмудической агаде (Сангедрин 98. а) Мессия нищенствует у ворот Рима, а в трактате Сукка (52а) утверждается, что Мессия будет убит. Что же касается сопутствующих приходу Мессии бедствий, то вера в них отражена в устойчивом понятии «хевлей машиах» («мессианские скорби»).
Иногда можно услышать, что иудаизму чужда христианская идея искупительности страданий праведника в отношении постороннего для него грешника. Но и это неверно. Например, в Талмуде говорится: «Сказал рабби Ами: почему рассказ о смерти Мирьям смежен с заповедями о красной телице? Как красная телица дана для искупления, так и смерть праведника искупает. Сказал рабби Элиэзер: почему в рассказе о смерти Аарона упомянуты одеяния священства? Как одеяния священства служат для искупления, так и смерть праведников искупает» (Моэд Катан 28. а).
Причем в некоторых случаях эта искупительная роль праведника признается даже решающей для спасения грешника. Вот, например, что говорит по этому поводу не хасидский цадик, а глава митнагедов [10] Виленский Гаон: «Тот, кто дурно обращался с людьми, не поднимается из геенома, пока его не вытащит праведник» (Эвен шлема 10.20).
В книге Зохар [11] (3.14б) говорится: «Сказал рабби Йоси: В то время, когда дети земли оказались виновны перед Святым, благословен Он, ведет Он беседу с тем праведником, который находится во вселенной. Ради того, чтобы услышать молитву за обитателей вселенной и примириться с ними. Что делает Святой, благословен Он? Вступает с ними в беседу о грешниках земли. Говорит, что всех их погубит, и лишь ему одному сделает добро. Как поступает тот праведник? Забывает о себе и несет всю вселенную, чтобы примирился Святой, благословен Он, с ними».
В этой связи теряет свою остроту даже то различие, которое кажется достаточно очевидным, – отношение к идее причастия. Если иудей выполняет возложенную на него миссию самостоятельно, то христианин видит свою задачу в том, чтобы приобщиться плодов чужой миссии. Христианский опыт – это в первую очередь опыт причастия. Но аналогичная идея находит свое выражение также и в иудаизме, а именно в опыте хасидизма. Хасид в первую очередь полагается именно на заслуги своего Цадика, своего Праведника, а не на себя.
Иудеи часто приписывают христианству излишний аскетизм, гордясь своей способностью находить смысл в простых радостях жизни. Но с одной стороны христиане подчеркивают, что видят задачу своей аскезы в том, чтобы «освятить плоть», а с другой стороны иудеи также не чужды столкнуть душу с телом. В Зогаре тело не раз именуется «змеиной кожей», а Магараль учит, что праведник должен есть немного и поспешно, чтобы не слишком наслаждаться вкусовыми качествами пищи. В Тании (32) сказано: «презрение и отвращение к телу и радость, связанная только с душой, – путь прямой и легкий для того, чтобы прийти к исполнению заповеди «Люби ближнего своего, как самого себя».
Наконец, как я уже отмечал, считается, что христиане противопоставляют веру делам, сталкивают их («Человек оправдывается верой, независимо от дел закона» Рим 3.28). В то время как вера иудаизма проявляется прежде всего, если не исключительно, в «делах», в исполнении заповедей («Будь внимателен к легкой заповеди так же, как к суровой, ибо не тебе знать награду за них» Перкей Авот 2.1). Но в действительности вера выделяется и противопоставляется Закону не только в Новом Завете, но и в Талмуде. Например, «Шестьсот тринадцать заповедей даны Израилю, пришел Хавакук и свел их к одной, как написано: «А праведник верой своей будет жить» (Макот 24а).
Разумеется, иудеи и христиане расходятся в своем отношении к необходимости соблюдения законов Торы. Евреи видят основу своей религии в скрупулезном исполнении заповедей, христиане видят в законе временную меру – «детоводителя ко Христу» (Гал 3.24).
К этому вопросу я еще отдельно вернусь. Но пока отмечу, что в первом приближении сопоставление иудаизма и христианства в вопросе их отношения к Закону лишено смысла, так как Закон дан исключительно евреям. Иудеи не желают, чтобы неевреи обрезывались и накладывали тфиллин в той же мере, что и христиане.
Ну а церковные догматы? – спросит тут каждый. – Здесь-то ведь точно имеет место принципиальное отличие. Ведь учение о троице и боговоплощении, на которых стоит христианство, радикально расходится с представлениями евреев. Можно показать, что и это расхождение далеко не столь однозначно.
Два символа веры
Как я попытаюсь показать, иудаизму (в его собственных терминах) хорошо знакомы те христианские представления, которые казалось бы радикально отличают его от христианства, а именно учение о «триединстве» и «боговоплощении».
Действительно, каббала различает во Всевышнем десять «сфирот», трансформирующихся в пять божественных ликов – «парцуфим» (два из которых именуются Отец и Сын), а также признает, что праведник – это сам Всесвятой на земле.
О еврейском представлении о роли праведника разговор пойдет отдельно, в отношении же десяти «сфирот» и пяти «парцуфим» важно отметить, что исследуя жизнь этих божественных ликов, иудаизм последовательно уклоняется от рационалистической оценки их статуса. Для иудеев совершенно неуместен тот вопрос, с которого собственно говоря и начинается христианство: как соотносятся эти лица, эти имена Божества, данные в непосредственном религиозном опыте? Иудаизм уклоняется от вопроса о формально-логическом соотнесении единства Бога с десятью Его «сфирот» и пятью «парцуфим».
В христианстве также имеется свой дорациональный пласт. Так, в Евангелии ни слова не сказано о «троице», там просто упоминаются некие божественные имена «Отец», «Сын» и «Святой Дух». Но христианство как религия началось с того, что попыталось рационально проанализировать логику сочетания этих имен. Оно описало все мыслимые типы взаимоотношений, сформулировало свой ортодоксальный взгляд, сопоставляя его со множеством еретических, реагируя на них. Так, первоначально сложились концепции динамизма и модализма. Приверженец первой концепции Павел Самосатский [12] (III век) учил, что Бог един, и соответственно Сын и Дух – это не полноценные лица, а силы единого Божества. Провозвестник модализма [13] Савелий [14] (IV век) учил, что лица троицы – это лишь формы проявления единого Божества.
[7] Брак – из православной энциклопедии. В соответствии с христ. вероучением Б. есть установление Божие. Б. как закон положен в самом устройстве человека: «И сотворил Бог человека по образу Своему, по образу Божию сотворил его; мужчину и женщину сотворил их» (Быт 1. 27). Различие между полами, по учению Церкви,- это особый дар Божий сотворенным Им людям. Особенности полов не сводятся к физиологическим различиям: «Мужчина и женщина являют собой два различных образа существования в едином человечестве. Они нуждаются в общении и взаимном восполнении…» (Социальная концепция РПЦ. Х 1).
Высоко оценивая подвиг добровольного целомудренного безбрачия, принимаемого ради Христа и Евангелия, и признавая особую роль монашества в своей жизни, Церковь никогда не относилась к Б. пренебрежительно и осуждала тех, кто из ложно понятого стремления к чистоте уничижали брачные отношения. 51-е Апостольское прав. гласит: «Аще кто, епископ, или пресвитер, или диакон, или вообще из священнаго чина, удаляется от брака… не ради подвига воздержания, но по причине гнушения, забыв, что вся добра зело, и что Бог, созидая человека, мужа и жену сотворил их, и таким образом хуля клевещет на создание: или да исправится, или да будет извержен из священнаго чина, и отвержен от церкве. Такожде и мирянин». Сщмч. Игнатий Богоносец говорит, что христ. Б. совершается «во славу Божию» (Ign. Ep. ad. Polyc. 5). «Священ брак,- пишет Климент Александрийский,- и, по заповедям Божественного Слова, совершен, если послушна брачная чета воле Божией» (Clem. Alex. Strom. IV 20). «…Девство я считаю гораздо досточтимее брака; и однако через это я не поставляю брака в числе худых дел, но даже очень хвалю его»,- замечает свт. Иоанн Златоуст (Ioan. Chrysost. De virgin. 9). «http://www.pravenc.ru/text/153321.html»
[8] БРАК – Иудаизм рассматривает БРАК как наиболее желательный статус человека и видит в нем социальную институцию, созданную Богом во времена творения. Согласно Библии, целью БРАКа являются взаимопомощь между мужчиной и женщиной (Быт. 2:18), их плотская близость (Быт. 2:24) и продление и увеличение рода человеческого (Быт. 1:28). Хотя в библейские времена в высших слоях общества и была распространена полигамия (см., например, Суд. 8:30; II Сам. 5:13; I Ц. 11:3; II Хр. 11:21), многочисленные упоминания одной жены позволяют полагать, что моногамия была основной формой БРАКа (см., например, Пс. 128:3; Пр. 12:4, 18:22, 19:14, особенно 31:10-31). Неоднократно встречаемое в книгах пророков метафорическое сравнение отношений Бога и Израиля (или Иерусалима) с отношениями между женихом и невестой (Ис. 61:10, 62:5) или мужем и женой (Иех. 16; Хош. 2) также имело в своей основе моногамный БРАК, ибо лишь ему могла быть уподоблена связь между Богом и единственным избранным Им народом.
Талмуд усматривает в безбрачии противоестественное состояние; грешит не тот, кто женат, а неженатый, ибо он «проводит все дни свои в греховных мыслях» (Кид. 29б), живет «без радости, без благословения, без блага» (Иев. 62б) и не является мужчиной в полном смысле слова (там же, 63а); неженатый кохен не может исполнять обязанности первосвященника в Иом-Киппур (Иома 1:1).
«http://www.eleven.co.il/?mode=article&id=10722&query=%C1%D0%C0%CA»
[9] Комплементарность (Complementarity) – 1. Тенденция человека искать других людей, которые обладают качествами, дополняющими его собственные психологические свойства. 2. Стремление людей к установлению хороших взаимоотношений с теми, кто обладает свойствами, отсутствующими у них самих.
[10] МИТНАГДИ́М (מִתְנַגְדִים, в ашкеназском произношении миснагдим, буквально `оппоненты`; ед. число митнаггед), название, которое дали приверженцы хасидизма его противникам из среды раввинов и руководителей еврейских общин. Деятельность этих кругов, первоначально носившая преимущественно полемический характер, и их религиозное мышление вылились в своеобразный жизненный уклад и целостное мировоззрение. Ведущая роль в создании активной оппозиции хасидизму принадлежит Виленскому Гаону Элияху бен Шломо Залману, благодаря которому Литва стала центром митнагдим. Влияние глав хасидизма зиждилось на непререкаемом авторитете их личности и деятельности как лидеров общин, а для Элияху бен Шломо Залмана и его последователей основным критерием, определяющим положение человека в обществе, по-прежнему была раввинистическая ученость. Ожесточенный конфликт между приверженцами хасидизма и митнагдим в конце 18 в. – начале 19 в. вылился в резкую полемику, публикацию памфлетов, в объявления херема хасидам и обоюдные доносы властям, а затем сменился неофициальным примирением, вызванным главным образом общей борьбой против приверженцев Хаскалы, а также экономическими соображениями.
[11] ЗО́ХАР (זֹהַר; полное название «Сефер ха-зохар», «Книга сияния»), основное произведение в корпусе каббалистической литературы.
Зохар является мистическим комментарием (мидраш) к Торе (деление комментария соответствует еженедельным чтениям Торы), перемежающимся более или менее пространными отступлениями, которые содержат поучения, предания (в основном о рабби Шим‘оне бар Иохае и его сподвижниках), различные рассуждения и т. п. Зохар представляет собой написанное по-арамейски изложение высказываний, афоризмов и притч рабби Шим‘она бар Иохая (2 в. н. э.) и его ближайших учеников, относящихся к периоду, когда он в течение 12 лет скрывался от преследований римлян. Однако критическое исследование текста книги показывает, что его основную часть написал между 1270 г. и 1300 г., по всей вероятности, испанский каббалист Моше бен Шем Тов де Леон (умер в 1305 г.) и опубликовал ее по частям.
Зохар оказал огромное влияние на развитие каббалы, на все мистические течения в иудаизме и на духовную жизнь еврейства вообще, что видно, в частности, по обилию экзегетической литературы и руководств к изучению книги Зохар.
Полное издание Зохар в 22 томах с переводом на иврит и текстовыми вариантами было подготовлено Иехудой Ашлагом (Ба‘ал Ха-Сулам; 1884?-1954) и вышло в свет в Иерусалиме в 1945-58 гг.
[12] Павел Самосатский − (по месту рождения) – еретик III в., антитринатарий. Человек с блестящим светским образованием, он сначала был публичным ритором и софистом в Антиохии, а между 260 и 262 г. занял епископскую кафедру в Антиохии. Снискав особое расположение царицы пальмирской Зиновии (правившей в то время Сирией), он занимал и светскую должность дуценария, дававшую ему возможность жить богато и роскошно. При порочных наклонностях он обнаружил свободомыслие, дисциплинарное и догматическое: отменил в своей епархии древние церковные напевы, гимны в честь Спасителя заменил гимнами в честь себя самого; когда проповедовал, позволял себе неприличные церковной кафедре телодвижения и жесты, требуя рукоплесканий. Позже оказалось, что этот епископ, как выражается один из соборов, судивших его, "отступил от правила веры, не признавал сына Божия сошедшего с неба, а учил только о земном его происхождении". По его учению, в Божестве нет различия лиц, Слово и Св. Дух находятся в Отце таким же образом, как разум и дух в человеке; когда говорят, что "Сын от вечности", то это означает не более, как мысленное существование в Божеском предведении; рождeниe означает выступление для деятельности. Иисус был простой человек; Слово обитало в нем как в Моисее и пророках, только в большей степени; Сыном Божиим он называется лишь потому, что сделался таким через обитание в нем Бож. Слова, еще не означающее личного единения. Это учение П. вызвало три собора в Антиохии (264, 267 и 269 гг.), из которых последний лишил Павла епископства. До смерти Зиновии он не оставлял, однако, епископского дома, и лишь в 272 г. был удален из него силой. Ученье его признано ересью; крещение, им совершавшееся – недействительным, так как названия лиц св. Троицы он употреблял не в православном смысле. Его ересь, несколько видоизмененная, существовала под разными названиями еще в V в. См. Дм. Гусева, "Ересь антитринитариев" (Казань, 1872); A. Raville, "Le christianisme unitaire au III si è cle" (в "Revue des deux Mondes", 1868); Poivez, "Paul de Samosate" (Женева, 1873). Первоисточники сведений о П.: окружное послание антиохийского собора 269 г., отрывочные данные: у Епифания, Афанасия, Феодорита, Августина, фрагменты из его сочинений – в "актах" IV вселенского собора (Mansi, V, 393) и у Юстиниана ("Co ntra Monophysitas", Nova collectio Ang. Mai, VII, 69, 299).
[13] Модализм. Раннехристианская христологическая анти-гностическая ересь III в., одна из ветвей монархианства.
Модалисты придерживались монархианской идеи о единоначалии бога-отца в Троице. При этом подразумевалось, что трех самостоятельных реальностей в Троице не существует, а Отец, Сын и Святой дух являются "модусами", формами-проявлениями единого бога. Таким образом, Христос являлся самим богом-отцом, принявшим плоть ради спасения рода человеческого.
В Ветхом завете бог проявлялся в виде Бога-отца, в Новом завете – в виде Бога-сына, в благодатном освящении и возрождении людей – в виде Святого духа.
Для теоретического укрепления своего вероучения модалисты взяли на вооружение философию стоиков с ее пантеизмом и диалектическими формулами.
Модализм был осужден в 261 году на Александрийском соборе. Против него выступали Тертуллиан, Ориген, Новатиан и особенно Ипполит.
Модализм, существовавший преимущественно как богословская теория, дал толчок ересям ноитианства, основанной Ноитом из Смирны асийской, и савеллианства, основанной выдающимся представителем модализма, птолемаидским пресвитером Савелием.
[14] Савелий. Птолемаидский пресвитер с 250 по 260 гг., модалист и ноитианин.
Основатель христологический ереси савеллианства (середина III в.).
Согласно учению Савеллия, бог есть безразличное существо, открывающееся в мире под различными именами: то как Отец, то как Сын, то как Святой дух, причем ни Бог-сын, ни Святой дух не имеют отдельного от бога бытия…
Савеллий был осужден на Александрийском соборе 261 г. александрийским епископом Дионисием, и на Римском соборе 262 г. Дионисием, епископом римским.