Однако, этот обычай, распространившийся среди жречества языческих религий, был все же неприемлем для "мирского" населения, гораздо больше заботившегося о земных делах и, в частности, о воспроизведении потомства. Полная кастрация постепенно была вытесняема ее "суррогатами", заменителями, представляющими собой в некотором роде имитацию полового оскопления, характерную для определенного религиозно-политического социума. Символической кастрацией у некоторых народов Ближнего Востока, в том числе у евреев, поклонников женоненавистника Яхве, стало обрезание. Оно рассматривалось как "печать праведности" с целью каждый раз напоминать еврею, отлучившемуся по нужде, что он - член богоизбранного народа, и обязан презирать Женщину, чтобы не "нагрешить" перед своим богом.
Впоследствии эта процедура в христианстве была заменена "обрезанием нерукотворенным, совлечением греховного тела плоти, обрезанием Христовым" (Кол.2:11). Мусульмане же, разделявшие и иудеями их крайнее чувство женоненавистничества, решили не придавать обрезанию "духовного" смысла, как это сделали христиане, и также принялись буквально исполнять эту ветхозаветную заповедь.
"Зов плоти", однако, оказался сильнее, чем предполагали его противники. Сознательно или несознательно, люди с течением веков изобретали все новые и новые способы символического оскопления, которые всякий раз являлись облегченными вариантами предыдущих. Марсиро так вкратце описывает этот процесс: "Появление практики кастрации определяет момент переориентирования религии в направлении, которое спустя много времени привело к христианству. Однако процесс эволюции имел отнюдь не линейный характер, а протекал как бы в двух плоскостях. С одной стороны, кастрация была интегрирована в древние религиозные формы и эволюционировала в соответствии с принципом условных рефлексов, посредством ассоциации образов. С другой стороны, она была рычагом, с помощью которого было введено в обиход большинство моральных и нравственных принципов, которыми мы руководствуемся и сегодня и которые считаем логичными и рациональными".
Таким образом, совершенствование "морально-нравственных норм", вершиной которого на теперешний момент считается христианское вероучение - это не что иное, как наследие запуганных религиозными законами евнухов, постепенно трансформировавшееся в более мягкие формы. Рассмотрим некоторые из них.
Христианские монастыри - отнюдь не изобретение новозаветной эры. Еще в Древнем Египте жрецы "удалялись от мира", скрываясь во мраке подземелий потайных храмов. Мистерии времен Матриархата, совершавшиеся в честь Великой Богини, происходили на лоне природы, на лугах, лесных опушках и в священных рощах; полуобнаженные или обнаженные их Участницы и участники не стыдились вида своих тел, не имея никакого представления о том, что много тысячелетий спустя сочинители Библии назовут это "мерзостью". (Память о "небесных одеждах" людей Матриархата сохранилась в библейских словах: "И были оба наги, Адам и жена его, и не стыдились" (Быт.2:25).) Но с тех пор многое изменилось, как и сознание религиозных "искателей истины", замусоренное застывшими догмами из "священных" свитков. В поисках мистических переживаний мужчины теперь бежали от Природы, открывавшей им величие Богини Матери, от Которой они отреклись, и прятались за высокие стены каменных храмов. Оттуда они зарывались еще глубже - вниз, под землю - и там медитировали, призывая в трансе своих новых богов.
Таким путем отшельники надеялись достичь "высшего" духовного состояния мистической бесстрастности, в которой первое место отводилось искусственному подавлению в себе сексуальных инстинктов. С помощью такого аскетизма они пытались выработать в себе целомудрие и прийти к святости. Отшельничество широко практиковалось религиозными фанатиками в различных странах мира. Индийские йоги, буддистские монахи и им подобные - это продолжатели все той же скопческой традиции.
Не миновала сия чаша и евреев. В библейских книгах Царств мы встречаемся с сектой "сынов пророческих" - ветхозаветных иудейских монахов, "спасавшихся" в безлюдных местах и время от времени приходящих в города, чтобы излить свое "праведное" негодование на грешников-мирян.
В "Войнах евреев" Иосиф Флавий описывает образ жизни ессеев, иудейских мужчин-отшельников, чье движение процветало в Израиле около времени зарождения христианства. "Они живут в тесном содружестве, - говорит он, - и рассматривают всякие наслаждения как пороки, которых надо избегать; воздержание же и борьбу над страстями - как добродетели, которые нельзя достаточно уважать. Они отвергают брак... дабы избегнуть невоздержанности Женщин... Эти ессеи верят, что... злые, воображающие возможность скрыть в этой жизни свои дурные поступки, будут за них наказаны вечными муками".
Конечно же, нельзя не упомянуть в этом списке и христианских монахов, подхвативших знамя, выпавшее из слабеющих рук. Цель пребывания в монастыре та же, что и в прежние времена. Однако, даже сами они признают, что "зов плоти" сильнее, чем кажется на первый взгляд. В самом деле, Природу не обмануть и не пересилить. Можно, конечно, искусственно, величайшим усилием воли, стиснув зубы, дожидаться смерти как освобождения, соблюдая свою "непорочность"; но что же это, как не сопротивление Божеству, вложившему в каждое Свое творение определенные свойства и наклонности?
Как бы то ни было, они продолжают проявляться даже в самых суровых аскетах, символически кастрировавших себя посредством строгого отшельничества. Кого-то они преследуют в мыслях и чувствах до последнего вздоха, а кто-то все же не выдерживает этого тяжкого и бесполезного бремени. Среди христиан широко известно предание об одном иноке, который после 40 лет "умерщвления греховной плоти" в пустыне впал в "грех любодеяния".
Еще одним способом "умерщвления греховной плоти" стало самобичевание. Одним из древнейших упоминаний об этом действе является информация о "ритуале Эвандра". Но если "ритуал Эвандра" носил оргиастический характер, то с возникновением христианства смысл самобичевания принял иное направление. "Рабы Христовы" теперь использовали болевые ощущения с целью достичь противоположного эффекта - насильственно погасить в себе физиологические потребности в пище, питье, сексе и прочем. Эффект усиливался также ношением вериг, крючков, загнанных под кожу и тому подобными методами самоистязания в угоду суровому божеству. Все эти приемы медленного самоубийства были попытками подражания мукам Иисуса Христа.
"Делались попытки произвести математический расчет соотношения между числом ударов и продолжительностью епитимьи. - замечает Марсиро. - Во время бичевания грешники читали псалмы, и на один псалом приходилось сто ударов; сто пятьдесят псалмов соответствовало пяти годам епитимьи. Доминик, носивший железные латы на голом теле, читал по два псалма подряд в обычный день и по три - в день поста, бичуя себя при этом. Во время каждого псалма он к тому же совершал по тысяче коленопреклонений. После двадцати шести сеансов он мог прочитать двенадцать псалмов подряд, распластав руки на кресте. Однажды он прочитал двенадцать псалмов за ночь, нанося себе при этом по два удара хлыстом в секунду".
То, что эти "духовные подвиги" были связаны прежде всего с попытками подавить в себе сексуальность, неоспоримо. "Пророки-флагеллянты", голышом проповедовавшие о "гневе божьем" в городах средневековой Европы, публично бичевали себя плетьми с привязанными к концам кусками железа, в первую очередь подвергая истязаниям свои половые органы.
Более мягкой формой искусственного подавления природных инстинктов является целибат как еще одна разновидность символической кастрации. Обет безбрачия и категорический отказ каких бы то ни было контактов с противоположным полом напрямую связан с безоговорочным отречением от Первоверы и установлением патриархата, в котором одно из первых мест занял взгляд на Женщину как на "нечистое существо".