Из глаз вновь струятся слезы. Если бы не дождь, отец наверняка бы заметил это.
– Мы с ней долго разговаривали. Я старался убедить ее, что все будет хорошо, но… мои слова мало в чем ее убедили. Она заметила, что Анна смотрит на меня чуть теплее, чем просто друг. Женщины всегда замечают это, если сами находятся в нелучшем положении. – Отец облизывает пересохшие губы. – Нина знала, что без нее мне станет хуже. Я не оправдываю себя, Тео. Но я дал слово… Дал слово, что ты, наш сын, никогда не узнаешь страдание, боль и разбитое сердце. Что я буду продолжать растить тебя, пытаясь наладить и свою жизнь, ведь она не заканчивается. Нина настаивала, чтобы я сошелся с Анной, если она этого захочет.
– Это звучит как гребаный бред…
– Знаю, но… в ее дневниках об этом написано. Благодаря им я смог отпустить ту боль, которая копилась годами в моей душе.
Отец кладет руку на мое плечо.
– Может быть, со стороны выглядит так, что я поступил подло, но это последняя воля твоей мамы – увидеть сверху, с небес, что мы оба счастливы.
Кидаю взгляд на отца. Он по-прежнему держится хладнокровно.
– Значит… мама благословила тебя?
– И да и нет, – выдыхает с грустью отец. – Конечно, ее сердце разрывалось на мелкие части от многих вещей. От осознания близкой смерти, страха за твое будущее, за нашу с ней любовь…
– И ты счастлив сейчас?
Отец замолкает на долю секунды, словно пытается подобрать правильные слова. Словно сомневается в том, что сказал прежде.
– Я всегда любил только Нину, – отвечает он. – И Анна об этом знает. Она знает, что всегда будет в моем списке важных людей на галерке. И соглашается с этим.
– И кто же на первом месте у тебя?
– Ты.
– Врешь, – фыркаю в ответ.
– Иначе я бы не стоял здесь и не сбрасывал тяжелый груз, который тащил до сих пор.
– Ты вообще не планировал об этом говорить?
Отец шумно вдыхает через нос.
– Нет, не планировал.
Эти слова вонзаются в разорванное сердце. Трудно дышать, несмотря на то что воздух – прохладный и легкий.
– Мы с Лией… – начинаю я.
Но отец меня останавливает:
– Мы знаем.
Кидаю вопросительный взгляд на него.
– Мы с Анной знаем об этом. Конечно, с точки зрения семейных ценностей это неправильно, но… мы не осуждаем вас.
Слова отца вдыхают в меня новую надежду на светлое будущее.
– Мы просчитали этот момент, когда решили быть вместе. Вы оба взрослые, молодые… Мы знали, что это может произойти. Конечно, поначалу я был зол, когда Анна рассказала, что вы целовались в кухне. И о том, как ты смотришь на Лию. Но…
Отец встает так, что зонт укрывает и меня от дождя.
– Но мы не будем препятствовать вашим отношениям. Это было бы неправильно.
Отец говорит правду. Я чувствую это нутром. Самую настоящую правду, от которой бегут мурашки по коже. Молча, не говоря больше ни слова, обнимаю его. Крепкая рука отца ложится мне на спину, как в детстве.
Самое яркое воспоминание встает перед глазами. Я содрал коленку, упав с велосипеда. Мне восемь или девять. Я отчаянно плачу, прямо как сейчас. И отец так же прижимает меня к себе, говоря, что все будет хорошо.
Из моих глаз льются слезы. Я сильнее прижимаюсь к отцу, будто бы мне снова восемь и мир для меня еще огромен и неизведан. По коже проходит холодная дрожь, и я чувствую, что отец тоже пускает слезы. Мы оба понимаем, что нам еще предстоит многое сделать для нашего счастья. Многое выдержать. Но сегодняшний день врежется в память.
– Ich liebe dich, junge (Я люблю тебя, сынок), – шепчет отец.
– Ich liebe dich, papa. (Я люблю тебя, папа.)
Дождь барабанит по зонту. Мы стоим так долго, что мне кажется, проходит целая вечность.
– Поехали домой?
Я разрываю наши объятия. Смотрю отцу в глаза.
– Мне нужно все обдумать.
– Ладно, как скажешь, – отпускает меня отец, и в его словах есть что-то теплое и нужное.
Смотрю на могилу матери. Делаю глоток виски.
– Будь аккуратен на дороге. Нельзя сейчас ехать.
– Я в норме, – отстраненно отзываюсь, медленно погружаясь в свои мысли.
Отец оставляет меня наедине с самим собой, бросая в спину, что позвонит завтра. А я остаюсь стоять под дождем, чувствуя себя разбитым и ничтожным. Мне нужно время, чтобы прийти в себя. Нужны силы, чтобы двигаться дальше с той правдой, которую я узнал. Или, быть может, только начинаю узнавать. Это сложно, но я смогу.
Ради себя. Ради светлой памяти о маме. Ради отца. И даже ради Лии…
Глава 25
Лия