— Was für eine Heuchlerin du bist!*(Какой же ты лицемер!) — шиплю отцу, смотря в его наглые невинные глаза.
— Theodore, was ist passiert?*(Теодор, что произошло?)
Поднимаю один указательный палец и тыкаю им в воздухе в отца.
— Это…все… ты!
Отец изображает хладнокровие. Словно, он не понимает, что произошло.
— Тео, я не понимаю, о чем ты говоришь… — восклицает Вольфганг, выставляя ладони вперед, будто бы пытаясь успокоить меня.
— Ты все прекрасно понимаешь, — ощущаю, как злость колет под сердцем, но я не могу держать ее в себе. Продолжаю тыкать указательным пальцем в отца. — Это ты убил маму тогда!
Отец на мгновение замирает. В его пустых глазах я не вижу того, чего хотел бы: правды. Раскаяния. Сожаления. Горя.
— Я не убивал твою маму, — ровным тоном произносит Вольфганг.
Я делаю пару шагов вперед, сокращая дистанцию между нами.
— Я нашел ее дневник, — выстреливают я словами, — где черным по белому было написаны слова почерком мамы.
Отец замолкает. Он опускает руки по швам и тихо вздыхает.
— Тео, все не так, как ты себе мог подумать…
— Да? — кричу я в ответ. — А как же? Как я должен был подумать прочитав посмертные записки матери?
Позади отца вырисовывается Анна.
— Твоя мама была больна… — продолжает успокаивать меня отец.
— Вот именно! — надрываюсь я от злости. — МОЯ МАМА БЫЛА БОЛЬНА, МОЯ!
Отец нервно сглатывает. Что сейчас творится в его мыслях? Стыдно ли ему за содеянное?
— Ты всегда говоришь «твоя мама», будто бы это горе касается только меня! — ощущаю, как от злости меня потрясывает. — Но она также была твоей женой!
— Теодор… — вмешивается Анна жалостливым голосом.
— А ты вообще помалкивай, Schlampe* (потаскуха)!
— Теодор! Я не позволю тебе оскорблять свою жену….
— Она разбила нашу семью! — перебиваю его, продолжая кричать на отца. — И ты еще смеешь в нашем дома защищать ее?
Отец молчит. По всей видимости, он подбирает правильные слова: чтобы угодить Анне и мне. Вот только за двумя зайцами не угонишься.
— Сердце матери не выдержало, — ору я во все горло, — благодаря ей!
Анна начинает тихо хныкать. Отец пытается разорваться между нами двоими, но я вижу, что он с легкостью отдаст предпочтению Анне, нежели мне
— Теодор, ты не прав! — наконец-то такого заявляет отец и я понимаю, что не могу сдерживать больше злость внутри себя. Сжав руку в кулак я наношу удар первым, прямо в скулу отца. Его очки слетают. Отец пошатывается назад, Анна начинает неистово кричать.
Понимаю, что одного удара мне мало. Наношу второй, пока отец пытается прийти в себя, прямо в нос. Анна пытается нас разнять, но Вольфганг отбрасывает ее назад.
Мы сцепляемся с отцом в узком коридоре. Небольшой столик падает на пол, опрокинул вазу и горшок с цветком. Мы топчем стекло и землю под ногами. Со всей силы прижимают отца к стене. От удара трескается моя детская фотография, висящая на стене.
— Ты во всем виноват! — Ору я на отца и наношу еще один удар. Вольфганг не выдерживает и отшвыривает меня в противоположную стенку. Из его носа льется кровь. Я сильно ударяюсь спиной, но уровень адреналина в моей крови выше, чем мне хотелось бы, поэтому я быстро прихожу в себя. На заднем фоне орет Анна что-то неразборчивое, вперемешку со слезами и хныканьем.
— Я не убивал твою мать! — продолжает стоять на своем отец и наносит мне ответный удар.
Прямо в нос.
От силы удара кружится голова.
Я наношу ответный удар. Мы хватаем друг друга за шкирки, каждый пытаясь уронить другого. Сцепившись в боевом танце, продолжаем разносить гостиную в пух и прах. Я отталкиваю от себя отца прямым ударом в скулу. Тот, споткнувшись о журнальный стол, падает на него.
Звон стекла разносится по всей гостиной. Сквозь шум в ушах я слышу крик сводной.
— Тео!
Отец пытается подняться, но я не даю ему это сделать.
— Если бы не ты… — ору я на него и вновь бью в нос. Вольфганг морщится от силы удара. — Если бы не ты…
Сводная охватывает меня своими руками. Она из последних сил отталкивает меня от отца.
— Тео, прекрати, — говорит она. — Тео, не надо…
Игнорирую просьбы Лии. Продолжаю вновь вымещать свою агрессию на отца.
— Ты никогда не не любил, — ору на него и замахнувшись, чувствую укол совести.
Все как в вакууме. Женские голоса настолько отдавленные, что мне кажется, я нахожусь где-то за пределом этой реальности.
«Тео, остановись!» — голос сводной жужжит где-то над правым ухом.
Ощущаю тонкие пальцы рук Лит на своих плечах.
«Тео, прошу! Не надо!»