Снимаю сумку с плеча и ставлю ее около своей ноги. Расстегнув куртку достаю из-за пазухи тюльпаны. С каких-то осыпается еще свежая земля.
— Ты говорила, что я всегда любил рвать цветы на клумбе позади дома… Жаль, клумбы там больше нет, — с горечью ответил я.
Дождь становился еще сильней. Он касался позеленевших листье, шурша кроной деревьев. Где-то лязгала лужа. Где-то переполненная влагой земля.
— Пришлось сорвать их с другой, — едва заметно улыбнулся я. — Я знаю, что это плохо… но…
Я не смог закончить фразу. К горлу подкатил ком боли. Еще не увядшей боли потери. Вместо тысячи глупых оправданий, я просто положил цветы около гранитного серого камня.
— Вот, так лучше, — пробубнил я. — Ты всегда любила красные тюльпаны, — добавил я и шмыгнул носом.
Дождь продолжал стоять на своем. Он словно не хотел, чтобы я ушел. Но… мне было некуда идти. Ровным счетом я везде бы чувствовал эту боль утраты, куда бы не пошел.
— Я вообще пришел поговорить, — выговорил я едва ли слышно, продолжая смотреть на гранитный камень. — Мне больше не с кем поделиться этим…
Сглатываю тягучую слюну, продолжая гипнотизировать серый гранит. На нем выгравированы инициалы моей матери.
Гюнтер Нина Луциос-Мария
14.03.1981—09.06.2018
Любимой жене и матери.
Покойся с миром.
Ладонь соприкасается с холодным камнем, и я провожу по нему, будто пытаясь утереть горькие слезы матери с раскаленных щек.
— Ты так много пропустила, — шепчу я ей. — Столько всего произошло…
Раскат молнии разрушает дождливую тишину. Мне и впрямь чудится, что мама меня слышит.
Наклоняюсь к сумке и вытаскиваю из нее бутылку виски. Открываю ее, зачесав волосы назад, и выставляю руку с алкоголем вперед.
— Но вначале я выпью за тебя, мама, — не успеваю закончить фразу, как раздается новый раскат молнии. Небо дребезжит над головой, расходясь грозными волнами эха, но меня это не тревожит.
Нет.
Делаю глоток из бутылки и морщусь. Скулы сводит терпкий привкус пойла. Он растекается теплой лавой по горлу, щекочет кончик языка и сводит щеки.
— Прости, что я в таком виде к тебе пришел, — говорю я, разводя руками, будто бы каюсь. — Но ты единственная женщина в моей жизни, которая всегда принимала меня таким, какой я есть.
Ветер немного усиливается, подхватывая капли дождя, которые сразу же становятся косыми.
«Как бы мне хотелось, чтобы мама была рядом» — мимолетная мысль тянет леской в груди.
— Мама… — срывается с моих уст. — Мне плохо без тебя.
Чувствую, как щиплет глаза. Кислый ком застревает поперек горла.
— Я не знаю, что мне делать… Я… я запутался.
Дождь продолжает омывать землю, и мне кажется, что он никогда не закончится. Эдакая грустная симфония природы заполняет тихое кладбище своей трелью.
— Я влюбился… — говорю и делаю новый глоток виски. — Представляешь, твой сын влюбился!
С уст срывается смешок. Искренний и в то же время с ноткой отчаяния. Мне кажется, что в симфонии дождя мой голос дрожит.
— Теодор Гюнтер, сын самого серьезного на свете мужчины, влюбился без оглядки в девушку…
Перед глазами возникает образ Лии. Он четкий, яркий, запоминающийся, будто бы она стоит передо мной.
— Она… красивая, милая и…
Складывается впечатление, что в легких не хватает воздуха. Трудно сделать новый вдох. Я пытаюсь вдохнуть полной грудью, но… не получается. Словно вакуум блокирует воздух.
Машинально делаю еще один глоток виски. Вкус становится более горьким, как будто в него добавили соль. Много соли, как в мою никчемную жизнь.
— У вас похожие улыбки, представляешь? — удивляюсь я, чувствуя, как меня немного ведет. — Такие же беззаботные. А, кстати! Она очень добрая, — добавляю я.
Очередной глоток алкоголя. Горечь на кончике языка. Холодные капли дождя омывают лицо. Продолжаю вглядываться в гранит в кромешной тьме. Света здесь мало. Один фонарь совершенно не справляется со своими функциями. Мне становится грустно и одиноко. Я чувствую, как весь смысл жизни растворяется в весеннем дожде, как мороженое на раскаленном асфальте.
— Не знаю, как мне быть… — говорю я в пустоту, в надежде, что меня кто-то услышит. — Я запутался в жизни, запутался в себе… Почему ты не сказала, что отец хочет жениться на другой?
Горькая одинокая слеза стекает по моей щеке. Когда я в последний раз плакал? Лет десять назад или больше? Когда в последний раз проявлял самую обычную детскую слабость?