— Странный вопрос, Вениамин Михайлович! — возмутился непонятливостью собеседника Князев, — Ну скажите мне, если я буквально помешан на технике эпохи, что называется, развитого социализма и всеобщего дефицита, о чём мне с детства так долго талдычил мой батя, то какой тогда исторический период и страна мне наиболее всего интересны, как вы думаете? Неужто средневековая Кирибати, простите за выражение?
— А почему бы и не Кирибати? — мечтательно улыбнулся Тарасов, — Вы даже вообразить себе не можете, Виталий, какая же там рыбалка, какая рыбалка! Эх, ну да ладно, ближе к делу, поскольку вы, насколько мне известно, даже близко не рыбак. И незачем так ехидно улыбаться, Виталий, специфика работы нашего ведомства как раз и состоит в постоянной работе с персональной информацией, поймите правильно!
— Проехали! — досадливо буркнул Князев, — Да всё я понимаю! Просто, одно дело, когда кино какое-нить про их хитрых шпионов и наших умных разведчиков смотришь, и совсем другое дело, когда узнаёшь о том, что и тебя изучают под микроскопом спецслужб. Но я надеюсь, что до скрытых камер в ванных и туалетных комнатах ещё не дошло? Нет, не то чтобы я сильно стеснялся своей личной гигиены или дефекации…
— Молодой человек!!! — взревел раненым сибирским медведем Тарасов, вновь от души громыхая пудовым кулаком по многострадальному столу, — Вы мне тут не забывайтесь!
— Во-во, — грустно заметил «молодой человек», — Вы забыли добавить, мол, колись, сука!
О боже, печально подумал Тарасов, опять начинать сначала. Эти современные подростки, к которым Всемирная организация здравоохранения ООН скоро будет относить и этого двадцатишестилетнего парня по какой-нибудь из очередных возрастных классификаций, такие ершистые, что даже не знаю, с какой стороны к ним и подступиться!
— Виталий, — устало взглянул на него Тарасов, — Давайте наконец поговорим серьёзно! Я ведь сижу с вами здесь поздним вечером в конце тяжелой недели и в двухстах километрах от своего московского дома совсем не потому, что мне там не с кем выпить и поговорить, что называется, «за жисть». Совсем нет, Виталий, от слова «совсем». Буду откровенен, за этот вечер мне надо поговорить с вами именно для того, чтобы понять, что же скрывается за вашими колючками, понять вас именно с человеческих позиций, потому как собранные на вас данные, как вы, надеюсь, понимаете, не дают такого представления. После этого я буду должен сделать или, соответственно, не сделать вам предложение, от которого вы не сможете отказаться по причине его крайней привлекательности. Затем, мне придётся ещё подготовить и отправить руководству нудный отчёт о проделанной за день работе и уж только после всей этой хрени я смогу поехать домой. А это, как вы знаете, ещё не менее трёх часов по ужасным рязанским дорогам да по ночной поре. Да что говорить, Виталий, гляньте-ка на барную стойку! Ага, узрели, кто это там уже так сладко спит? Да-да, это — Ксюша! Она тоже работает почти без выходных, с раннего утра и до позднего вечера…
— Ну знаете, Вениамин Михайлович, — метнул свой возмущённый взгляд Князев с мирно спящей на барной стойке Ксюшиной головки на учёного консультанта, — Это уже можно расценивать как удар ниже пояса! Тем не менее, я готов ответить на все, ну или почти все, ваши вопросы. Только, Вениамин Михайлович, если хотите по-человечески, то давайте-ка без ваших психологических штучек! Это, я уверен, сэкономит, прежде всего, ваше время.
— Ну хорошо, — горестно вздохнул Тарасов, — В лоб, так в лоб! Скажите, Виталий, когда вы сразу же после Рязанского колледжа электроники проходили службу в Забайкальском военном округе, вас там быстро заметили и привлекли к службе в одном из инженерно-технических подразделений общевойскового полигона Цугол. Как это произошло?
— Как, как… — пробормотал Князев, отводя смущённый взгляд, — Да каком кверху! В том смысле, что в силу присущего мне природного любопытства, я излазил там всё что можно и то, куда мне вообще нельзя было нос совать. Знаете, какое у меня там было погоняло?
— Вы, наверное, имеете в виду полученную там от своих сослуживцев кличку? — с самым живым интересом спросил крайне недолюбливающий современный молодёжный сленг Тарасов, — Ну и какую же вы, Виталий, там получили кличку?
— Кличку! — презрительно фыркнул Князев, — Да что я вам, собака какая-нить, что ли? Тогда уж лучше кликуху. А называли меня там «Интересный», во как! Потому как всем на том, кстати, на самом деле, технически очень интересном полигоне интересовался.
За барной стойкой вдруг простонала во сне что-то жалобное Ксюша. Простонала, подняла слегка взлохмаченную голову с помятой щекой, посмотрела на собеседников мутными ото сна глазами и уронила на скрещенные руки уже другую щеку, пробормотав при этом что-то нецензурное, но так инее распознанное высокими договаривающимися сторонами.
— Да, Виталий, — оглянувшись на Ксюшу, понизил голос Тарасов, — Я читал служебные донесения особистов вашей воинской части по этому поводу. Повезло вам, что на дворе, слава богу, не тридцать седьмой год, иначе быть вам китайским шпионом!
— Бр-р-р! Что верно, то верно, Вениамин Михайлович, — передёрнулся Князев с нервным смешком и повторил как эхо, также понижая громкость своего, надо сказать, чересчур уж слишком громкого для обезлюдевшего кафе голоса, — Хорошо, что на дворе не тридцать седьмой год, тащ подполковник!
— А какой же тогда год вы хотели бы видеть на дворе? — с преувеличенно безразличным видом поинтересовался Тарасов, — Нет, я, разумеется, запомнил, что вам нравятся сюжеты альтернативной истории про семидесятые, но это ведь не обязательно подразумевает ваше несбыточное желание жить в семидесятых годах, не так ли, Виталий?
— Но почему бы и нет? — вполне искренне удивился Князев, — Расцвет социализма, а по сути, и самого настоящего коммунизма! Смешные цены, уверенность в завтрашнем дне, отсутствие безработицы и вяло текущая, а не скачущая галопом инфляция, по-настоящему бесплатное образование, бесплатная медицина и нормальный пенсионный возраст… Что ещё нужно человеку, чтобы встретить старость[ii]?
— Мне тоже за державу обидно[iii], Виталий! — усмехнулся Тарасов, поднося палец к губам и ещё больше понижая голос, — У меня ведь жена с семидесятого года рождения, вот ведь незадача какая, и пенсия ей теперь не скоро светит. У самого-то такой проблемы нет, как вы понимаете, выслуга лет и всё такое прочее. Короче, я бы мог выйти на пенсию ещё лет так двадцать назад, хотя мне сейчас только пятьдесят шесть лет… Ладно, как говорится, замнём для ясности! С этим мне теперь тоже всё понятно. А какая техника этого периода и почему привлекает вас больше всего? Мне это интересно как современнику той эпохи.
— Хм, — призадумался Князев, — Какая техника? Да хрен его знает, товарищ майор, ой, простите, товарищ подполковник, присказка такая у меня дурацкая абсолютно не к месту выскочила! А вообще говоря, Вениамин Михайлович, я люблю возиться с устройствами автоматики и вычислительной техники тех лет. Она какая-то более прозрачная и понятная, что ли. Современную компьютерную технику в наши дни почти нереально ремонтировать в домашних условиях, если только не менять платы целиком. А уж глянуть в схему может себе сегодня позволить только шибко крутой спец либо какой-нить конченый мазохист.
— Ну а как же ваш дипломный проект при сдаче экстерната в Рязанском государственном радиотехническом университете, где вы не проучились и дня? Разве вы не представили им на защите спроектированный вами и собранный своими же руками компьютер, Виталий?
Тарасов хотел было уже добавить по этому поводу какие-то несущественные технические подробности, но, вспомнив детали сегодняшнего разговора, вдруг неожиданно рассмеялся и постарался пояснить интервьюируемому кандидату суть своего вопроса, — Я, правда, не очень-то в этом и разбираюсь, как гуманитарий, но что такое компьютер вполне могу себе представить, Виталий. Я к тому, что наговариваете вы на себя, ой наговариваете!