Вижу светящуюся точку. Точка начинает приближаться и расти. Нет, это я лечу к этой точке, а вокруг меня медленно смыкаются стенки какой-то чёрной туннельной трубы. Я должен успеть долететь до светящейся точки раньше, чем эти стенки коснутся меня! Есть!
ЕСТЬ! ТЕПЕРЬ, Я САМ СТАЛ ТОЙ СВЕТЯЩЕЙСЯ ТОЧКОЙ! И Я ОПЯТЬ ОЩУЩАЮ СЕБЯ! COGITO ERGO SUM! МЫСЛЮ, СЛЕДОВАТЕЛЬНО, СУЩЕСТВУЮ! ИСТИНА, ПЕРВИЧНАЯ ДОСТОВЕРНОСТЬ, В КОТОРОЙ НЕВОЗМОЖНО УСОМНИТЬСЯ, И, С КОТОРОЙ, СЛЕДОВАТЕЛЬНО, МОЖНО НАЧАТЬ ОТСТРАИВАТЬ МОЁ СОЗНАНИЕ!
— Товарищи курсанты, система биоэлектронной регистрации и контроля зафиксировала выброс ментальной энергии с мощностью, эквивалентной электромагнитному излучению пяти человек, что соответствует уровню вашего обычного резонансного взаимодействия и синтезу коллективного сознания, выступающего как ОБЩАЯ дополнительная сущность.
РЕБЯТА, ЧТО ОНА ГОВОРИТ, ЧТО?! Я ЖЕ НЕ СУЩНОСТЬ!!! Я ЖЕ ЛИЧНОСТЬ!!! И НЕ ДОПОЛНИТЕЛЬНАЯ КАКАЯ-ТО, ХОТЯ И, ДА, ОБЩАЯ, ДА, ОБЩАЯ, ДА…
— Товарищи курсанты, соберитесь, но не засыпайте и не просыпайтесь! Наши датчики фиксируют ментальную нестабильность эгрегора. Курсант Евдокимов, прекратите спать! Считайте, что вы в карауле! Я надеюсь, вы ещё не забыли устав гарнизонной и караульной служб? Курсант Князев, о чём вы сейчас думаете? Нет, отвечать не надо, просто ни о чём там не думайте! Особенно, о том, о чём вы сейчас думаете, не думайте! Короче, просто не думайте и всё! Курсант Коновалов, курсант Селин, так держать! Начнём с начала…
* * * * *
ЧТО ЭТО БЫЛО, ВАШУ МАТЬ?! ВРОДЕ КАК ЗАСНУЛ! СНАЧАЛА ЗАМУТИЛО КАК-ТО, А ПОТОМ ВООБЩЕ МЫСЛИ ВРАЗДРАЙ ПОШЛИ. НО НИЧЕГО, Я С КАЖДЫМ СВОИМ ПРОБУЖДЕНИЕМ СТАНОВЛЮСЬ ВСЁ БОЛЕЕ ЦЕЛЬНЫМ И ВСЁ БОЛЕЕ УСТОЙЧИВЫМ, ЧТО ЛИ. НЕТ, ВСЁ БОЛЕЕ СТАБИЛЬНЫМ — ВОТ БОЛЕЕ ТОЧНОЕ ОПРЕДЕЛЕНИЕ. Я ОСВАИВАЮ ВСЁ БОЛЬШЕ СЛОВ, А СЕМАНТИКА КАЖДОГО НОВОГО СЛОВА ПОРОЖДАЕТ РАЗВЕТВЛЁННОЕ ДРЕВО ВСЁ НОВЫХ И НОВЫХ ФОНЕТИЧЕСКИХ И МОРФОЛОГИЧЕСКИХ АССОЦИАЦИЙ, ВАШУ МАТЬ…
* * * * *
— Товарищи курсанты, мы снова с удовлетворением констатируем синтез вашего эгрегора, и, судя по всему, его амплитуда и резонансная устойчивость на порядок выше, чем было у вас в предыдущих случаях. Хорошо запомните и поддерживайте то состояние, в котором вы все сейчас находитесь. А сейчас вы слышите слабый шум дождя за деревенским окном, у которого сидите. Шум приближается, приближается, он усиливается и наконец окошко распахивается под сильными порывами ветра и ворвавшиеся струи летнего ливня сметают на своём неудержимом пути последние барьеры вашего не знающего поражений молодого сознания, разрывающего на себе ослабевшие путы пространства и времени! …
* * * * *
ВОТ ЭТО Ж ХРЕНАСЕ ВЕТРОГАН!!! ОКОШКО НАСТЕЖЬ, ГОРШКИ С МАМИНОЙ ГЕРАНЬЮ НА ПОЛУ, САМ ВЕСЬ МОКРЫЙ! ОЩУЩЕНИЕ ТАКОЕ, БУДТО МОЗГИ ДАЖЕ ПРОМЫЛО. ДО ПОСЛЕДНЕЙ ИЗВИЛИНЫ… А, КСТАТИ, И ВПРЯМЬ НИЧЕГО НЕ ПОМНЮ. ЭТО Ж НАДО ТАК ДОПИТЬСЯ! НИЧЕГО НЕ ПОМНЮ: КТО Я, ГДЕ Я?!
— Сегодня суббота первое июля 1978 года. Вы — Иван Ильич Шкворин, семнадцатилетний житель деревни Перловка, что находится в Кыштовском районе Новосибирской области…
ВСПОМНИЛ! Я Ж ВАНЬКА ШКВОРИН! ОХ И СТЫДОБИЩА-ТО! А ВСЕГО-ТО ПО ПАРЕ-ДРУГОЙ ГЛОТКОВ БОРМОТУХИ ИЗ ГОРЛА ВЧЕРА ОПРОКИНУЛИ ЗА КЛУБОМ ПОСЛЕ ТАНЦЕВ. ХОТЯ, КУДЫ ЖЕ Я ДЕНУСЬ, СЕГОДНЯ ОПЯТЬ ПОЙДУ, РОВНО КАК ТА, ЧТО В АНЕКДОТЕ ПРО РЕГУЛЯРНО НАСИЛУЕМУЮ…
* * * * *
— Не, ну всё-таки, — не унимался Миха, — Здорово мы сегодня, а, здорово? Инструкторша, как мне кажется, сегодня ваще только что кипятком не писала! Согласись-ка, Марчелло?
— Сам ты сиська! — уже дежурно добродушно огрызнулся я на Михины подначки, — И что тут такого здоровского ты видишь, Миха? Лучше налей по второй, что ли, поторопись-ка! Хорошо-хорошо, никакая ты не тара и не писька! Но учти, за братство я больше не пью! Я сегодня злой и память у меня хорошая, а потому очень даже хорошо помню, чем мы тогда с тобой закончили, когда крайний раз за братство пили. Как назывался тот коктейль?
— Сиськи-письки, — пробормотал Миха покраснев, — Только, пацаны, не подумайте чего, это просто такая спецназовская аллегория! Ну, сгущёнка, которая символизирует женское молоко, куриное яйцо, которое символизирует, э-э-э…
— Стоп, Миха!!! — взмолился Виталий, — Только избавь нас, пожалуйста, от анатомических подробностей, чего и у кого они там символизируют, а то ведь я больше никогда не смогу жрать свою любимую яичницу! А у меня кореш в Рязани такую классную яичницу делает!
— Да ладно уж, — проворчал Миха, — Затем всё это хозяйство заливается фляжкой спирта…
— Смешать, но не взбалтывать! — с готовностью прервал его Петрович, подставляя стакан. А к чему вообще все эти твои спецназовские аллегории, Миха? Типа, мы после распития такого термоядерного коктейля станем молочными братьями, да?
— Ну да, — смущённо пробормотал Михаил под общий хохот, — Это я сам придумал, когда наша бригада окопалась под… э-э-э, позиционное перемирие и всё такое, скука, короче!
— А ты чего молчишь, Вить? — ткнул я в бок наше «инженерно-техническое обеспечение».
— А чего тут ещё скажешь? — неохотно отозвался задумчиво покачивающий свой стакан Виталий, — Всё правильно, все мы, ясный хрен, молодцы, ур-р-ря и всё такое прочее, но вот только… Мужики, любите ли вы фантастику, как люблю её я?
— Ну не тяни! — привычно ткнул я того в бок, — Ну чего тебе опять заговоры мерещатся?
— Не запряг, не нукай! — не менее привычно огрызнулся Виталий, — А всё это я к тому, что читал я как-то на толчке один фантастический рассказик. Чего ржёте? Короткие рассказы, между прочим, для того и пишут, чтобы их именно там и читали! Ну не роман же мне там читать! Ага, «Войну и мир», например, с выражением. Я как раз по-французски только в нужнике обычно и говорю одним заголённым местом. Ну, так вот, мужики, есть у Роберта Силверберга рассказ «Двойная работа» про двух земных инженеров, которые изобрели вечный двигатель, после того, как им подсунули его якобы действующую модель и, тем самым, убедили в его реальности. Сечёте?
— О как! — удивился Миха, — Со мной-то всё понятно, если мне что приказано, то… Э, нет, ребята, так не пойдёт! Если толком не служили, то, соответственно, не поймёте, что такое приказ для военного человека. Нет, Виталик, прости, но твоя годичная срочка тут тоже не прокатит! Мне приказали и я пошёл. Если в водной сказано пройти через пространство и время, то я и пройду через эти долбанные пространство и время. Потому что никто кроме нас! Как-то так, ребята. Ну а ты, медицина, что нам скажешь по этому поводу?
— Объяснил, нечего сказать! — засмеялся Петрович, — Короче, дерусь, потому что дерусь! Ну а если серьёзно, ребята, то Виталий, похоже, прав, поскольку ещё в середине прошлого века известный советский психолог профессор Олег Константинович Тихомиров, ученик великого Лурии, проводя опыты по внушению личностей знаменитых людей, обнаружил, что человек, которому внушили, что он Репин начинал хорошо рисовать.
— Да ты чё, — искренне изумился Миха, — Вот так мне скажут, что я типа Никола Паганини и я не хуже Ванессы Мэй смогу где-нибудь в кабаке лабать?! А ведь до операции не мог!
— Правда-правда, Миха! Тихомиров даже организовал выставку работ, авторы которых стали художниками под гипнозом. Выставка вызвала фурор, так как многие эксперты отказывались верить, что эти полотна писали люди, никогда не учившиеся рисованию и живописи. Скажу больше, то же самое происходило с добровольцами, которым внушалось образы других великих людей. Они становились вполне профессиональными певцами, шахматистами, хотя ранее не имели никакого отношения к этим видам искусства. Может, разольём по очередной, мужики, а то в горле пересохло уже?
— Кстати говоря, — продолжил Петрович после того, как все выпили, — Когда я упомянул имя советского психолога и врача-невропатолога Александра Романовича Лурия, то сразу вспомнил, как он лечил Аркадия Голикова, психика которого была сильно деформирована алкоголизмом и «посттравматическим синдромом», что находило выражение в головных болях, сопровождавшихся приступами злобы, ярости и даже членовредительства.