— Может, хочешь чего-нибудь съесть? — предложил Дракон от чистого сердца. — Ты только скажи — я мигом сготовлю! Вот, например: дикий кабанчик потрошится, набивается лесными орехами пополам с фаршем из голубиного мяса, всё это жарится на медленном огне до готовности…
Теоретик, теоретик… А-а, была не была, решил рыцарь, хуже не будет. Попробуем.
— Нет, — изобразил печаль Брадисхольм, благо особо стараться не пришлось — приближение смерти мало у кого вызывает радость. — Благодарю тебя, сэр Дракон, но я вынужден отказаться…
— Ты уверен? — засомневался Дракон, у которого от собственного рассказа давно текли слюнки.
— Абсолютно уверен, — заверил монстра Брадисхольм. — Но кое-что ты мог бы сделать, сэр Дракон, дабы облегчить мне прощание с жизнью…
— И что же это? — в глазах Дракона зажёгся огонёк интереса.
— Мне стыдно признаться… — начал рыцарь. — Но… не мог бы ты… из уважения к нашей едва не возникшей дружбе…
— Ну-ну, — подбодрил Дракон.
— В моей седельной сумке остался один портрет. Я очень хотел бы перед смертью увидеть его, попрощаться…
— Возлюбленная? — деловито поинтересовался ящер. Рыцарь усилием воли вызвал прилив крови к щекам.
— Не стесняйся, — сказал Дракон. — Здесь все свои.
— Нет, — покачал головой рыцарь. — Не совсем…
— О-о! — вдруг морда Дракона расплылась в понимающей усмешке. — Значит: возлюбленный!
— Бог с тобой! — замахал руками рыцарь, краснея уже по-настоящему. — Мы такими делами не балуемся…
— А какими вы балуетесь?
Брадисхольм тяжело вздохнул.
— Честно говоря: никакими.
— Как так? — изумился Дракон. Почесал бровь. — А-а! — сказал он мгновением позже. Голос его подрагивал от скрытой радости. — Ты значит тоже?!
— Да, — потупился Брадисхольм. — Теоретик. Уже третий год.
Дракон завалился на спину, радостно хрюкая, что, по всей видимости, означало высшую степень сочувствия к бедолаге рыцарю…
— А кто изображён на портрете? — спросил Дракон, отсмеявшись. — Ну… вот у тебя картошка с салом, а у меня…
— Любимый рецепт? — рыцарь кивнул. — Особенное блюдо? — рыцарь снова кивнул. — Та-а-ак… — задумчиво протянул Дракон. — Значит: хочешь и…
Рыцарь беспомощно развёл руками.
— Теоретик! — захрюкал Дракон. Ухватился чудовищными лапами за огромный живот, его трясло от смеха. — Ой, не могу! Самочки, изящные, грациозные, ножками треньк-треньк, крылышками: бяк-бяк, чешуйка тонкая, нежная, огнём играет, глазки кокетливые, лапки мягкие, такие формы, такой плезир… И ты всего этого лишился?! Ха-ха-ха! Хи-хи-хи! Ой! — Дракон в изнеможении прикрыл глаза лапой. — Бе-до-ла-га! Ой, не могу! Ой, держите меня!
— Ты уж извини. — Дракон виновато почесал бровь. — Придётся тебе пешком. До ближайшей деревни миль пятнадцать…
— Ничего. — Брадисхольм забросил на плечо ножны с мечом. — Я дойду. Прощай, сэр Дракон! Спасибо за приятную беседу.
Он повернулся к зверю спиной.
— Бывай! — Дракон игриво помахал когтистой лапой. Уголки его пасти неудержимо поползли вверх. Дракон улыбался. — Бывай… теоретик!
Лицо рыцаря пошло пятнами. Он скрипнул зубами, пальцы на рукояти меча побелели… Заставил себя расслабиться, глубоко вздохнул и широким шагом направился по тропе через лес. Пятнадцать миль, значит… Пятнадцать.
Широкая крылатая тень накрыла поляну, стремительно увеличилась в размерах. Испуганно ржанула каурая кобыла… Удар. Крик боли казался почти человеческим… Огромные когтистые лапы пронзили лошадь насквозь, дракон ухнул сверху, круша кости огромным весом. Брызнула кровь…
Дракон с огромным сожалением слез с бездыханной кобылы, отряхнул лапы, несколько раз вонзил когти в землю, счищая кровь. Подцепил указательным когтем правой лапы седло, вытащил из кровавой каши, стряхивая куски плоти и осколки костей. Аккуратно отцепил седельную сумку с вышитым на нёй изображением белой розы с красными ромбами на лепестках. Изображение было изрядно замазано кровью, но суть улавливалась и так.
— Бубновая Роза? — довольно проворчал Дракон, расстёгивая сумку.
Уже спустя минуту он вертел в лапах небольшой портрет маслом по деревянной доске, хмыкал, вздыхал и задумчиво чесал бровь.
— Страшна как смертный грех, — констатировал в конце концов Дракон. — Даже для человека. Бедный сэр Брадисхольм. Плохи его дела, если он ТАКУЮ считает особенным блюдом!
— Благородный сэр, — обратился к Брадисхольму юнец с едва пробивающимися усиками. — Моё имя Ловис Гэллахард, я племянник сэра Гарета Длинное Копьё…