Том продолжал смотреть в одну точку, чувствуя себя зверьком в ловушке. Предложение крайне заманчивое. В его душе всегда жила потребность подстроить мир под себя, но где-то в уголке крылся сгусток сомнений, не дающий бдительности заглохнуть. Что если профессор просто сумасшедший? Что он потребует взамен? На какие жертвы придется пойти? Но…
Но какова вероятность получить еще раз в жизни уроки по завоевыванию мира? А если Рэддл откажется, то Слизнорт навсегда причислит его к трусливым массам?
— Мне было бы интересно попробовать, сэр. Что вы желаете получить в качестве оплаты? У меня нет родителей, и нет связей вне замка, — сказал Том.
— Пустяки, — Гораций махнул рукой, — мне будет достаточно видеть результат моих вложений. Но учтите, я строг, требователен и могу наговорить кучу обидных слов. Я не потерплю лености и нежелания выйти за рамки привычного. В угоду эффективности вы должны быть готовы пойти на большие поступки, они могут пугать и смущать, но вам придётся преодолеть все трудности.
— Я буду только рад этому.
— И раз мы вспомнили об эффективности, что вы скажете о своих политических взглядах? Не знаю, можно ли выработать их в ваши года, но поделитесь хотя бы своим мнением?
— Признаться, я не уделял этому вопросу много времени, — осторожно сказал Том, замечая как профессор воодушивился его согласием, — но считаю, что править миром должны самые умные люди вне зависимости от происхождения, и не обращающие внимания на тех, кто глуп. А короли часто оказываются во второй категории, так что…
— Меритократия? — снова перебил его Гораций, — Что же, весьма недурно, хоть и устаревше. Не советую вам рассказывать об этом однокурсникам, они явно не разделяют вашего мнения. Большинство из них убеждены, что они вправе занять пост из-за фамилии. В моих силах лишь помочь им оправдать своим умом будущую карьеру, не могу обещать, что добьюсь цели, но… Том, вы выглядите слишком бледным, вам срочно требуется свежий воздух, друг мой. Идите и отдохните, это тоже нужно уметь.
Выйдя из профессорской комнаты, Том поднялся на балкон одной из башен. По пути он, по заведенному порядку, кивнул профессорам и пообещал Лестрейнджу помочь с тестом по трансфигурации. Все это он проделал не вдумываясь, выработав за годы в приюте привычку создавать иллюзию, что ему не все равно. Губы сами говорили то, что люди ожидали услышать. Глаза всегда немного опущены вниз, чтобы не выдать его истинных чувств.
С балкона ему открывался по-зимнему унылый пейзаж. Огромные ели, орошенные снегом, стояли плотной кучкой у замерзшего озера. Ветер беспощадно бил по стеклам. Ослепительные лучи солнца упали ему на лицо, и он прикрыл глаза рукой.
Ему показалось, что в этот день он принял самый важный выбор в своей жизни. Без особой торжественности, без волнения до дрожи в руках, в скромной комнате, сидя на жестком стуле и ковыряясь вилкой в пирожном. Себе же на удивление, он согласился неожиданно быстро, словно знал, что ему предначертано судьбой. Том убрал руку и подставил лицо уходящему солнечному свету, чувствуя, как тепло проникает в него и заставляет приятно дрожать.
========== Урок 2. ==========
Исторические факты наглядно показывают нам, что люди, апплодирующие в момент, когда вы садитесь на трон, так же апплодируют, когда вас ведут на гильотину
— Это более чем безрассудно и опасно, это возмутительно! Мы идем на большие уступки, но ради чего? Это приведёт к вседозволенности, дисциплина вновь станет нашим слабым местом.
Армандо Диппет не на шутку разгневался. Он заложил руки за спину и принялся быстрым шагом расхаживать по кабинету. Альбус и Гораций прижались к стене, чтобы случайные вспышки магии, если вдруг гнев выйдет из-под контроля, их не задели. Но на их физиономиях присутствовала полная решимость идти до конца.
— Дать двум классам задание взломать Запретную секцию! Что мне скажет на это попечительский совет? — негодовал директор.
— А разве попечительский совет сам не занимается подобным? — с иронией спросил Дамблдор и шутливо улыбнулся, за что получил колкий взгляд Диппета и молчаливое одобрение Слизнорта.
— Этим детям тринадцать лет, если в их возрасте они на своем опыте узнают, как вскрывать сложные заклинания, то что будет потом?
— Полагаю, диктатура сильных, — пробурчал Гораций, теребя клетчатый носовой платок.
Альбус все же попытался смягчить их авантюрное предложение.
— Они научатся командной работе, директор. Им придётся искать пути взаимодействия и проявлять дружелюбие.
— Но почему это соревнование для двух классов? Почему именно для третьекурсников? — спросил Диппет уже несколько спокойнее и остановился посередине кабинета, освещенного желтыми пятнами от люстры.
— Младшие курсы еще не обладают достаточным уровнем мастерства, и их психика не так устойчива для такой нагрузки, а старшие сдают экзамены, — терпеливо объяснил Гораций, — защита от тёмных искусств предполагает, помимо знаний о троллях и гриндилоу, умения справляться с любыми видами темной магии, препятствиями в виде таких же волшебников и сейфов, а Запретная секция простимулирует их поработать над собой.
Директор Диппет еще долго сомневался. Профессора ЗОТИ всегда были трещиной в системе образования. По неизведанным причинам они с завидной периодичностью чудили, увольнялись и наводили саботаж не в меньшей степени, чем их подопечные. Но что последует за его отказом на соревнование между двумя командами детей?
Гораций Слизнорт держится на посту из-за чистого сожаления и нежелания искать себе новое пристанище, но этот человек любит комфорт во всех его проявлениях, в том числе и в досуге — понаблюдать за тем, как гриффиндорцы сцепятся со слизеринцами во имя образования.
***
С завтрака Том ушел самым первым, не взяв в рот ни кусочка омлета с томатами. В кабинете он был один, и это одиночество ни сколько его не волновало. Наоборот, сидя в еще темной комнате в окружении загадочных книг и штуковин, он будто бы приходил в себя и скидывал тонкую пелену от суетной жизни со своими однокурсниками. Холод, ползущий по полу, и тусклое серое небо за окном напоминали ему дни в приюте, безмолвные и уединенные, до мурашек. Его плечи передернулись.
Вскоре его одиночество рассеяли — вошли однокурсники, и он уткнулся взглядом в лежащий на парте учебник с потрепанной древней обложкой. Рядом села Мелисса, принесшая с собой аромат чего-то приятно древесного. Она вытряхнула на стол свитки и перо, и небрежно откинулась на спинку стула.
— Любопытно, что сегодня нам поставят в вину, — недовольно сказала девочка и по-детски обиженно поджала губы.
Том решил не отвечать. Ждать от Горация Слизнорта комплиментов не стоило, его внешние признаки мягкого дружелюбия шли вразрез с внутренним стержнем. Критиковать профессор любил не меньше, чем наблюдать за реакцией на резкости. Тома эти резкости чем-то привлекали, наверное контрастом — как пухлый Слизнорт со слегка дрожащим голосом вытягивал из учеников способы совершить нечто неправильное, но тем и притягательное.
Едва в его мыслях пронесся образ профессора, как тот зашел в кабинет, споткнувшись о чью-то сумку, проворчал в ответ на сдержанные хихикания и, словно по инерции, подошел к доске, на которой мелом написал «Целеполагание».
Эрни Розье запустил руку в свои кудри и задумчиво посмотрел на надпись. Рядом сидящий Рудольфус Лестрейндж тоже смотрел на доску, но в его внимательности было заметно напряжение. Каждый из рода Лестрейндж был целеустремлённым, это даже неоспоримо, ровно как Земля круглая, а понедельники ненавидят все, исключений не было. Или Руд просто надеялся, что он не исключение, потому что всеобщего трепета от формулировки не шибко разделял.