Неистинность наиболее глубинное свойство существования. Очевидно, что в законе существования есть нечто такое, что выходит за сферу ощущения.
Закурив, выбросив сгоревшую спичку, он спросил себя: «Почему возможно бессмертие?» Бессмысленный вопрос, так как бессмертие не является просто другим объектом, которое может быть обнаружено теоретическим познанием. Ему можно посмотреть в лицо только в процессе философствования. Всё это может означать только, что нет, и не может какого бы то ни было бессмертия, иначе как в актах освобождения. Единственно верный для человека способ обрести бессмертие состоит в этом освобождении смерти в человеке.
Труп заскрипел зубами, присел, игнорируя курящего перед ним Агеева, стал искать окурки под лестницей, однако ничего не нашёл. Не нашёл потому что, когда, под вечер, некоторые больные пришли сюда покурить, то увидели мёртвого старика, лежавшего под лестницей на носилках и подумали, что его умышленно не отправили в морг, оставили специально для них, в воспитательных целях — и курить не стали.
Тогда труп выпрямился и стал раскачиваться, но не из стороны в сторону, а вперёд-назад, чтобы сделать первый шаг и пойти на Агеева.
Труп старика не забрали работники морга, хотя им и позвонили, но они не смогли это сделать, потому что приехал на своём мерседесе Барсук, бывший бандит, теперь хозяин универсама, забирать из морга свою тёщу.
Здоровье у барсуковой тёщи в последнее время было настолько хорошо, что смерть её была неожиданностью, и Барсук, забирая тело с нагримированным как у фараона лицом, был таким обстоятельством очень доволен: поэтому он премировал санитаров коробкой колбасы и ящиком водки.
Когда жизнь и смерть идут рука об руку, возникает разнообразие даже в сетчатке глаз, в каплях крови и пота. Выбор пути известен: смерть даёт нам сделать только самое необходимое, и не больше; мы делаем то, что может уложиться в один взгляд. Избранники начинают видеть и находить двери туда и обратно. Сегодня они мертвецы — завтра живые: Рама, Кришна, Гермес, Моисей, Христос, Орфей, Пифагор, Платон, Паскаль.
Необоримая буря разражается над ними, необоримое неистовство клокочет вокруг них. Приличные люди не воскресают после смерти! Но персонажи, как: Гекубы, Лазари, Фаусты — они влекутся в загробный мир театрально и жертвенно, как пропойцы в кабак, их оттуда гонят, они снова, нагло и настойчиво лезут в заветные двери, пока не наступает рассвет.
Рассвет застал Гекубу над трупами своих детей. Бывшая царица Трои воскликнула: «Увы, я лишилась всех наших пятидесяти детей». Девятнадцать из них были рождены одной женщиной — Гекубой. Однако её любовь не признавала границ — она как родных воспитывала также и детей, рождённых любовницами её мужа. Несчастная мать потеряла всех, кроме ясновидца Гелена. Осталась в живых и неудачная прорицательница, разделившая ложе Агамемона. Гекуба знала, что Кассандре скоро будет суждено умереть насильственной смертью. Это предсказал Полиместором. Он открыл Гекубе и её собственную участь: она превратиться в собаку с красными глазами.
Агеев докурил сигарету, глядя в наплывающее на него, потом удаляющееся и снова наплывающее мёртвое лицо старика, потом плюнул себе в ладонь, загасил окурок и вернулся в палату к своему больному. Поправил одеяло, потрогал лоб. Бубен? Взглянул на него, но в руки не взял. Просто сидел, улыбался чему-то и прислушивался к дыханью больного. Скоро уснул. Как обычно, в своём сне, он превратился в волка и стал озираться.
Печальное белое поле, покрыто снегом, без следов, чёрные кустики там сям… Он понюхал снег, понюхал воздух, учуял врага. Пошёл вперёд и скоро вдали увидел убегавшую прочь собаку. Вот кого надо разорвать на клочки! Припустил. Собака стала приближаться. Ближе, ближе. Когда оставалось совсем немного до завершающего смертельного прыжка, собака вдруг остановилась, обернулась к нему, оскалилась как зверь, но закричала как женщина. Тут он увидел, что у собаки красные глаза. Агеев проснулся от ужаса.
Первый раз в жизни Агеев увидел цветной сон.
Утро… мучительно-беспокойная больничная тишина. Отчётливо слышно, как кто-то тяжёлый, неопознанный и высосанный ложится на крышу больницы. Ночь уже растворилась в сонных стонах и причитаниях больного, и он, оседлав кровать, уже скачет сдавать анализы: горшки и баночки алчно поджидают его. Матерится сонная медсестра, уже упустившая в анализы шприц, а её ругает ещё не проснувшийся врач, который будто бы стал главврачом, потому что ему приснилось, что настоящего главврача уже кто-то съел, следовательно, время идёт.