Ответом на моё изысканное по стилю и логике сообщение — было гробовое молчание. Моя аудитория старательно переваривала услышанное. Я же не стал дожидаться у кого из них первого «полетят гуси», а в меня полетят предметы, я поехал дальше:
— Собственно, Танечка, я зашёл к вам, чтобы решить одно маленькое дельце, — она очнулась, как бы от обморока, но поглядела на меня с интересом, — так как вы действительный человек, то с момента «воскрешения» являетесь равноправным членом нашей экспедиции. Поэтому вы не должны быть ограничены в свободе передвижений по нашему полётному комплексу. Итак, Танечка, мне нужно ваше личное согласие на изготовление электронной копии, равной вам по массе… Такова суровая необходимость, — я притворно вздохнул, — надеюсь, часов за тридцать, я сумею изготовить вашего антипода. А теперь, разрешите мне вас покинуть. Вам нужно отдохнуть после столь тяжёлого разговора и привести свои мысли в порядок.
Последнюю фразу я говорил им уже из блока перехода, так как вовремя смыться — одно из главных профессиональных достоинств опытного астронавигатора.
Когда через двадцать четыре часа я шёл на очередное полётное совещание к начальнику экспедиции, не помню, чтобы у меня был какой-то повышенный интерес к результатам своей «экспертизы».
С лёгким сердцем я вплыл, то есть появился в отсеке управления Станцией. Камень был уже там. Вид у него был задумчивый, а взгляд рассеянный.
— Вот, наконец, все собрались… — начал Малыш, — какие замечания, предложения по полёту… — Малыш посмотрел на меня.
— У меня всё в норме, — я специально задумался на несколько секунд и значительно наморщил лоб, — все системы Корабля работают нормально. Да… Если не отпала необходимость, — я взглянул на Камня, — через четыре часа можно будет включить антипод. Я его изготовил специально для Танечки.
Камень вздрогнул при слове «Танечка», очнулся. Начал говорить, но обращался не ко мне, а к Малышу:
— Чёрт знает что! Я не могу понять природы логических выводов её мозга… Точнее — мне не понятна структура отображения в её сознании, самых общих, ежесекундно возникающих отношений вещей объективного мира, связей вещей и их свойств…
Камень замолчал, но, взглянув на меня, продолжил:
— Например: пришёл Крокус и в две минуты наговорил ей столько глупостей, что у меня крыша чуть не поехала… Естественно, он тут же смылся, пока я приходил в себя. Но, каков результат! — Камень ударил себя ладонью по колену, — она поверила каждому его слову, несмотря на то, что всё ложь, всё глупый и неуклюжий вымысел! Этого не должно было произойти. В конце концов — это программируемая электронная система. — Камень ткнул пальцем в мою сторону, — теперь она забрала в единоличное пользование киберхауса и с его помощью пытается смастерить себе такой же попугайский ктро-шон… Что-то в этом духе, но ещё более кошмарное, чем на Крокусе.
— Сколько ты загнал в ИКР кодированной информации сокрального характера? — со снисходительной улыбкой спросил Малыш.
— Около четырёх гигобайт, — буркнул Камень.
— Что!? — Малыш с испугом уставился на Камня, — ты запихнул в куклу целую человеческую жизнь? Откуда ты столько насобирал? Кто она? Из какого столетия?
— Начало двадцать первого века. Библиотекарша… — помолчав, Камень добавил с подхалимской интонацией в голосе, — я хотел сделать тебе подарок. Скучно «так» лететь.
— Так, не так… — Малыш тяжело вздохнул, — теперь придётся объяснять вам элементарные понятия из «нравов» двадцать первого столетия, — он снисходительно поглядел на нас, — иначе вы просто не будите понимать её, а она вас.
— Объясни!
— Дело в том, что именно в двадцать первом столетии люди стали очень сильно страдать монтированной формой мышления. Это такой социальный симптом, точнее определённая умственная недоразвитость всего общества. Это явление стало проявляться и окончательно сформировалось как феномен в связи с появлением кино, телевиденья и персональных компьютеров. Началось с кино, где людям по его законам нужно было принять монтажную форму мышления. Допустим, Крокус, что ты кинорежиссер. У тебя по сценарию — утро: герой просыпается у себя дома и решает уехать в другой город. Ты ведь не будешь снимать на видео, как твой герой полчаса едет в автомобиле до аэропорта. Ты «смонтируешь» эту поездку: первый кадр — герой садится в машину, второй кадр — он выходит из машины в аэропорту, или: первый кадр — твой герой принимает решение уехать в другой город, второй кадр — он уже сидит в салоне самолёта. Всё понятно. Однако в те времена по этому поводу произошёл очень интересный случай. Один человек, назовем его Робинзон, ни разу в жизни не был в кино. Допустим, что он жил на необитаемом острове и у него не было такой возможности, однако, он очень этим интересовался и выписывал все журналы по киноискусству. Потом, когда, наконец, он приехал в Лондон, он первым делом пошёл в кино, отсидел там сеанс и вышел разочарованный и в полной растерянности. Он ничего не понял: герои на экране, вдруг, неизвестно откуда-то появлялись, то неожиданно куда-то исчезали, действие шло какими-то скачками: то здесь, то там… Короче не кино, а какая-то галиматья. В чём дело? Просто мозг этого человека не обладал монтажным мышлением — моментально связывать видеоряд на экране с диалогами героев и сюжетным смыслом. Спустя какое-то время наш Робинзон от этого недостатка избавился и стал с удовольствием ходить в кино.