Я позвонила Эмми. Она сняла трубку после первого же гудка.
— Что случилось? У тебя все нормально? — захлебываясь от волнения словами, спросила подруга. — Мег сказала, ты что-то такое странное отмочила, когда вы с ней разговаривали.
— Да нет, — рассмеялась я, удивляясь, по каким пустякам она за меня беспокоится. — Все в порядке. Потом обязательно расскажу, честно. А сейчас помоги мне, пожалуйста, я разыскиваю номер Мэтта.
— Мэтта Джеймса? — удивленно переспросила она.
— Говорю же, потом объясню, — поторопила я. — Мне очень нужно, и срочно. Поможешь?
Эмми попросила не вешать трубку и начала рыться в телефонной книге, карманном компьютере и документах со студии. Через несколько минут в трубке вновь послышался ее голос:
— Телефон не нашла. А вот адрес есть. Пойдет?
— Да, конечно, — обрадовалась я. — Продиктуешь?
— Поосторожнее там, — успела предупредить Эмми, прежде чем я начала прощаться.
— Не бойся, — успокоила я. — На этот раз я точно знаю, что делаю.
Выйдя из дома, я поймала такси и дала водителю адрес Мэтта, нацарапанный на листке. Такси катило вдоль по Пятой авеню, лавируя в плотном потоке, а я с тревожно бьющимся сердцем пыталась придумать, что скажу. Надо попросить прощения. Я поступила глупо и чуть все не испортила. Да, он несколько дней держал меня в подвешенном состоянии, зато сегодня сам пришел ко мне, пытаясь извиниться. А я, вместо того чтобы понять и простить, соврала, да еще притворилась, будто мне до него нет никакого дела, лишь бы ревность вызвать. Самой стыдно.
Через двадцать минут такси остановилось перед входом в дом Мэтта на западной стороне Парк-авеню, между Двадцатой и Двадцать первой улицами. Я уже хотела сунуть водителю десятку и, выскочив из машины, бежать восстанавливать отношения, как вдруг заметила в вестибюле знакомую фигуру. Оцепенев, я не могла отвести взгляд от стеклянной стены вестибюля. Во рту пересохло, внутри все как будто заледенело. Человека внутри я узнала сразу же. Это Мэтт — его темные волосы, взъерошенные, как у скейтбордиста из модного журнала, его рубашка навыпуск поверх потертых джинсов... и его руки, обнимающие женщину, которая тоже кажется знакомой.
Я смотрела не отрываясь. Это Лиза, та самая, с которой он тогда приходил в бистро, где мы сидели с политтехнологом Джеком. Та самая, про которую он сказал: «Мы просто друзья», а я еще ругала себя за глупую ревность.
Сквозь стекло было видно, как Мэтт что-то говорит Лизе, что-то шепчет ей на ухо. А она смеется. У меня потемнело в глазах, но я успела заметить, что Мэтт не выпускает ее из рук и выглядит это очень романтично.
Я потрясла головой и заморгала. Глупо так себя вести. Что я особенного увидела? Они просто друзья, как он мне и сказал. Наверное, выпили по чашечке кофе или перекусили и теперь прощаются. Может, он даже советовался с ней насчет меня. Нервы ни к черту. Это все отголоски мыслей о Питерс, те самые страхи и предубеждения, заставляющие Меня подозревать всех и вся, даже тех, кому можно полностью довериться.
— Дамочка, вы тут до утра собираетесь сидеть? — рявкнул водитель, глядя на меня в зеркало заднего вида.
Я тут же вспомнила, где нахожусь, и, поймав его взгляд в зеркале, смущенно улыбнулась.
— Извините, пожалуйста. Уже выхожу.
Протягивая ему зажатую в кулаке десятку, я еще раз посмотрела на подъезд Мэтта проверить, там они с Лизой или нет. Мне было бы проще, если бы не пришлось объясняться с консьержем и просить его звонить Мэтту в квартиру.
Но когда мой взгляд уткнулся в стеклянную стену вестибюля, я опять застыла, с такой силой вцепившись в банкноту, зажатую в кулаке, что водителю пришлось вырывать ее силой.
— Послушайте, я тут всю жизнь торчать не намерен, — пробурчал он, запихивая банкноту в карман. — Здесь вам не экскурсионный автобус.
Но двинуться с места я не могла. Могла только, приплюснув нос к боковому стеклу, смотреть широко раскрытыми глазами, как Мэтт целуется с Лизой. Нет, с «просто друзьями» так не целуются. На прошлой неделе он так же неистово и страстно целовал меня.
Мир рушился, а я не отрываясь смотрела, как мужчина, который несколько часов назад объяснялся мне в своих чувствах, целуется с другой — прекрасной, изящной, стройной, как тростинка, женщиной.
— Поехали, — наконец выдавила я, не в силах оторваться от представшей моим глазам сцены. — Вперед, ну поехали же! — воскликнула я, вдруг испугавшись, что Мэтт посмотрит на улицу и заметит меня. И получится, что я ему прохода не даю, да еще вдобавок шпионю.
— Дамочка, вы что, совсем? — возмутился водитель. — Вылезать, значит, раздумали, да? Выберите уже что-нибудь одно!
— Отвезите меня домой, — попросила я и назвала адрес. — Обещаю щедрые чаевые. Только поезжайте, пожалуйста.
Его взгляд в зеркале был достаточно красноречив, тем не менее, недовольно бурча под нос, он встроился обратно в поток, и мы покатили.
Когда дом Мэтта скрылся из виду, я откинулась на сиденье и закрыла глаза, тяжело дыша. Мысли разбредались.
Одно я знала точно. Сама виновата. Сомнений быть не может. Если бы я не попыталась сыграть на чувствах Мэтта, выдумав звонок от Питера, ничего бы не произошло. Не понимаю, правда, почему нужно сразу кидаться целовать другую... И все равно его поведение так или иначе продиктовано тем, как несправедливо я с ним обошлась. Это просто своего рода защитная реакция. Ведь то, что произошло между нами на прошлой неделе, не просто игра моего воображения. Я ему нравлюсь. Нравлюсь безоговорочно. А я взяла и своими руками все испортила. Обидела его, и он теперь пытается забыться.
Открыв глаза, я уставилась на проплывающие за окном автомобиля дома. Мы ехали мимо наводненной туристами Таймс-сквер, и мне казалось, что весь мир состоит из прогуливающихся под руку парочек. Нет, одинокие тоже попадались, но сейчас я замечала только счастливых влюбленных; пожилые, молодые, средних лет, они держались за руки, шли под руку или обнимались. Почему я так не могу? Почему не я беззаботно гуляю по нью-йоркским улицам, радуясь, что рядом любимый человек? Почему я каждый раз умудряюсь все погубить? Я в отчаянии стукнула кулаком по потертому кожаному сиденью такси, не обращая внимания на сердитый взгляд водителя в зеркале заднего вида.
Если бы я послушалась своего сердца и простила Мэтта, когда он пришел с извинениями, вместо того, чтобы пудрить ему мозги, сейчас все было бы иначе. Если бы я поменьше разрешала работе выходить на передний план и хотя бы иногда про нее забывала, мне вообще не пришлось бы страдать. Можно подумать, у меня цель жизни — стать лучшим патентным поверенным в городе. А вдруг Питер был прав и я действительно плохо с ним обошлась, поставив во главу угла свои дурацкие, ненужные амбиции? Да, он, конечно, поступил подло, но, может, мне тоже есть в чем себя упрекнуть? А уж в нынешней ситуации с Мэттом вина целиком и полностью моя.
Ну почему я все только порчу?
Наверное, дело все-таки не в работе. Дело во мне самой. Наверное, я слишком требовательная. Или слишком многого хочу. Или слишком сильно критикую близких за видимые только мне проступки. Похоже, я сужу всех, в том числе и себя, по каким-то завышенным критериям. Вот с Джил, например, так и вышло. Она ведь почувствовала, что я чем-то недовольна. Может, то же самое получается с мужчинами? Вдруг я просто не даю им шанса раскрыться? И они бросают меня из-за сложного характера, а работа и успех здесь ни при чем.
Так или иначе, я все-таки загубила единственную возможность, которую за последние три года мне послала судьба, быть с мужчиной, который меня по-настоящему любит.
Такси остановилось у моего дома, и я расслышала, как водитель бормочет себе под нос что-то о том, как вечно к нему садятся «больные на голову». Что ж, может, и так. Я выползла из автомобиля и, сдерживая слезы, захлопнула дверцу. Наверное, я и правда больная. Тогда все еще проще.
Через час я ходила по дому в старых джинсах и футболке, но умыть заплаканное лицо не спешила. Чего ради стараться? Все равно я до старости буду жить одна. Кому какая разница, как я выгляжу?