Наиболее ярые приверженцы этого «собирания сокровищ на небе» и вовсе отказывались от земных благ и становились отшельниками. Отшельничество породило и такую коллективную форму хозяйствования, как монастыри, в которых и имущество, и труд, и результаты труда были общими. Такие организации стали называть коммунистическими от латинского слова «commune» – общее. Но на протяжении многих тысячелетий не было ни одного монастыря, который бы превзошёл другие формы хозяйствования и частную инициативу предпринимателя своими экономическими успехами. Богатыми становились только те монастыри, которые получали большие пожертвования от государей, аристократии или же в массовых размерах от простого люда. Впрочем, монастыри не создавались, как некоторая организационная форма альтернативного и более эффективного хозяйствования, у них были другие задачи – обеспечивать себя самым необходимым для того, чтобы в относительной изоляции от окружающего мира в тиши «собирать сокровища на небе».
Мечты о социальной справедливости и социальном равенстве находили свои обоснования у мыслителей, философов и учёных Средневековья. И на содержание этих учений, конечно же платоновское «Государство» оказало решающее влияние. Так, Томас Мор, в ставшей знаковой книге «Утопия», развил идеи Сократа об идеальном государстве, изложенные Платоном, после чего подобные книги стали называть утопическими. Пересказывать содержание «Утопии» нет никакого смысла, но ту часть текста, которая непосредственно касается предмета нашего исследования, я приведу целиком. Вот она.
«По-моему, где только есть частная собственность, где все меряют на деньги, там вряд ли когда-либо возможно правильное и успешное течение государственных дел; иначе придётся считать правильным то, что все лучшее достаётся самым дурным, или удачным то, что все разделено очень немногим, да и те содержатся отнюдь не достаточно, остальные же решительно бедствуют.
…Так вот, повторяю, когда я сам с собою размышляю об этом, я делаюсь более справедливым к Платону. Этот мудрец легко усмотрел, что один-единственный путь к благополучию общества заключается в объявлении имущественного равенства, а вряд ли это когда-либо можно выполнить там, где у каждого есть своя собственность. Именно если каждый на определённых законных основаниях старается присвоить себе сколько может, то, каково бы ни было имущественное изобилие, все оно попадает немногим; а они, разделив его между собою, оставляют прочим одну нужду, и обычно бывает так, что одни вполне заслуживают жребия других: именно первые хищны, бесчестны и никуда не годны, а вторые, наоборот, люди скромные и простые и повседневным трудом приносят больше пользы обществу, чем себе лично.
Поэтому я твёрдо убеждён в том, что распределение средств равномерным и справедливым способом и благополучие в ходе людских дел возможны только с совершенным уничтожением частной собственности; но если она останется, то у наибольшей и наилучшей части человечества навсегда останется горькое и неизбежное бремя скорбей» (Мор 1973,с.55).
Утопии стали множиться подобно снежному кому, каждый мыслитель выдумывал свои государства со своими представлениями о социальной справедливости – Томмазо Кампанелло, Френсис Бэкон, Дени Верас и др. У всех у них утопическое государство было царством справедливости при отсутствии частной собственности – описывалось такое своеобразное коммунистическое общество, где царило изобилие благ и рациональность в их потреблении (Антология мировой философии 1970).
И здесь принципиально важно, что во всех утопических обществах, которые описывали философы и мыслители, люди жили по принципу разумной достаточности – никаких излишеств и роскоши. Практически всегда это были общества с общественной собственностью на средства производства. Но были и альтернативные утопические представления о справедливом обществе, где оставалась частная собственность на средства производства. Вот, например, Л.-С.Мерсье, рассказывая о своём посещении будущего Парижа, общества социального равенства в 2440-м году, вовсе не лишает граждан частной собственности. В его утопии сохраняется экономическое неравенство, но при полном социальном равенстве, в котором даже «наши именитые горожане – люди всё достойные, они не считают себя униженными, если лошадь их уступит дорогу пешеходу. Сам государь наш нередко гуляет пешком среди нас…» (Мерсье 1977, с.18). Конечно же, у него все ходят в простой одежде, «времена беззакония миновали», больницы в идеальном состоянии и т.п.