Характерная черта правил, регламентирующих допустимость доказательств в судопроизводстве капиталистических государств, заключается в наличии многочисленных отступлений и исключений от провозглашаемых общих принципов. Это характерно для английского доказательственного права, что подчеркивает Н. Н. Полянский: «Особенность английского права заключается главным образом в сложном, исторически образовавшемся (преимущественно в течение последних 160–180 лет) нагромождении права и исключений, определяющих не как доказательства расцениваются, а как ими следует пользоваться, а также исключающих значительные категории фактических обстоятельств и источников доказательств из судебного рассмотрения»… То же справедливо и для США. В качестве примера можно привести правило о допустимости фактов, касающихся репутации сторон и свидетелей. В принципе считается, что доказательства хорошей репутации обвиняемого должны допускаться судом, а доказательства плохой репутации, как правило, — отклоняться. Однако практическое применение этого правила порождает немало неясностей. По-разному, например, решается вопрос о том, что может говорить свидетель, дающий показания о репутации обвиняемого: описывать его склонности и черты характера или же излагать свое мнение о присущих обвиняемому достоинствах и недостатках. Судебная практика проявляет стойкую тенденцию к расширению круга случаев, когда доказательства репутации обвиняемого признаются допустимыми. Один из последних проектов правил доказывания для федеральных судов США предусматривает, что «доказательства, касающиеся репутации лица или черт его характера, недопустимы с целью доказать, что оно действовало в соответствии с таковыми в данном конкретном случае…». Однако за этим общим запретом следует ряд исключений. Прежде всего, доказательства репутации допускаются для опровержения фактов, касающихся репутации обвиняемого и потерпевшего. Кроме того, признаются допустимыми доказательства, касающиеся репутации свидетеля, которые представляются с целью оспорить или подтвердить его показания Факты, свидетельствующие об отрицательном прошлом подсудимого (совершение преступления, правонарушения, безнравственного поступка), признаются допустимыми как доказательства «мотива, возможного намерения, подготовки, планирования, знания, идентичности, а также отсутствия ошибки или несчастного случая». В ряде случаев нормы буржуазного права, касающиеся допустимости доказательств, отличаются крайним формализмом. Например, б силу правила о недопустимости свидетельства по слуху могут быть исключены из числа доказательств записи, сделанные свидетелем на основании сообщений других лиц, не подтвержденных присягой. Таким образом, если необходимо установить, в какой промежуток времени больной находился в больнице, то вызванный для этой цели в качестве свидетеля регистра тор больницы не может сослаться на свой реестр поступающих и выбывающих больных, который им составлялся на основании сведений, поступивших от медицинского персонала больницы. Правило о недопустимости свидетельствования по слуху так же имеет ряд исключений. Так, в США допускаются показания о сделанном стороной вне суда признании спорного факта, в том числе и сознании в совершении преступления. Основным условием допустимости свидетельских показаний о такого рода при знаниях является требование, чтобы признание было сделано стороной против своих собственных интересов. Это положение доказательственного права имеет очень важное значение в практике судов, так как именно оно служит основанием для судебного допроса полицейских и других ведших расследование лиц по вопросу о сознании обвиняемого. Данное под присягой свидетельское показание полицейского о том, что обвиняемый в беседе с ним признавал себя виновным и рассказывал о совершенном преступлении, признается допустимым и нередко кладется в основу обвинения В последнее время все больше исключений из правила о недопустимости свидетельства по слуху появляется и в Англии именно как проявление общей тенденции к упрощению процедуры доказывания. В настоящее время, как отмечает проф. Кеннет Дэвис, на практике степень ограничений в использовании свидетельства по слуху главным образом зависит от того, с участием или без участия присяжных слушаются дело. В последнем случае ограничений значительно меньше. Объясняют это тем, что якобы для профессионального судьи доказательственная ценность свидетельского показания важнее его «формальной недопустимости». Следует заметить, что те ограничения в допустимости свидетельских показаний, которые в определенных ситуациях выгодны господствующему классу, например, о недопустимости доказательств «дурной репутации» полицейских осведомителей, сохраняются и строго соблюдаются. Существует и целая категория фактов, сообщение сведений о которых или прямо запрещается свидетелям, или же предоставляется на их усмотрение. В последнем случае свидетели имеют право отказаться от показаний. К такого рода фактам относятся сведения, представляющие собой государственную, профессиональную или деловую тайну. Свидетели имеют также право не сообщать факты, касающиеся их супружеских отношений. Они не должны отвечать на вопросы относительно какого-либо официального сообщения, оглашение которого могло бы противоречить общественному порядку. Классовая направленность правил, регулирующих допустимость доказательств в буржуазном уголовном судопроизводстве, обусловливается не только их непосредственным содержанием, но и общим «контекстом» деятельности буржуазного суда. Вместе с тем та группа норм доказательственного права, которая имеет наибольшее значение для разрешения уголовных дел, непосредственно отражает классовую сущность капиталистического правосудия. К числу такого рода норм относятся прежде всего те, которые регулируют допустимость доказательств, полученных с нарушением закона. Традиционное общее право не исключало доказательства, добытые незаконным путем, если их содержание имело значение для дела. Эта доктрина была активно поддержана видными теоретиками доказательственного права США. Один из наиболее ревностных защитников рассматриваемой доктрины Уигмор приводит ряд доводов в пользу допустимости незаконно полученных доказательств. Утверждается, в частности, что «преступник представляет большую опасность для общества, чем излишне ревностный полицейский» Не менее характерно и его утверждение, что безнаказанность лиц, нарушивших закон при собирании доказательств, будто бы соответствует интересам того лица, в отношении которого закон был нарушен. «Предоставление суду права подвергать наказанию лиц, нарушивших закон при расследовании дела, — пишет Уигмор, — поставило бы в невыгодное положение лицо, потерпевшее ущерб от предполагаемого правонарушения, так как это лицо было бы лишено права выбирать между предъявлением иска о возмещении ущерба и немедленным наказанием виновных» Приведенными «аргументами» Уигмор обосновывает общее положение, что на допустимость доказательства в принципе не влияет незаконность средств, при помощи которых сторона получила это доказательство. Следует отметить, что Уигмор и ряд других буржуазных юристов пытались провести различие между условиями допустимости вещественных доказательств и документов, с одной стороны, и свидетельских показаний (включая показания обвиняемого и экспертов) — с другой. Основой для такого разграничения служило утверждение о том, что если закон нарушен при допросе, то в определенных случаях вопрос о допустимости доказательств может встать. Применительно же к «нем