— Кошку! Повесили!
Люди начали оборачиваться в сторону столика, за которым сидели двое друзей. Каждый из них уже опрокинул в себя несколько пинт самогона, и поэтому сначала все не поняли, что нужно этим двум пьянчугам. А Джереми, дождавшись, когда на него обратят внимание, стукнул кулаком по столу и снова повторил:
— Кошку нашего старосты повесили! У дома этого доктора Пушэ!
Теперь уже все зашумели всерьез, в голосах начала проскальзывать злость, изначально направленная на несправедливые законы трижды проклятых бритов. Кто-то быстро послал за Аргалом МакГрегором, старостой, а кто-то, разгоряченный выпивкой уже призывал пойти разобраться с этим «поганым докторишкой».
Видя общий настрой, Пип Торренс, подзуживая толпу оскорбительными речами в адрес ветеринара, обращаясь к толпе, велел брать факелы и идти на окраину деревни.
Мой отец, тоже сидевший в «Святом Духе» с тревогой смотрел на возбужденную толпу. Он, будучи пару раз у доктора Пушэ был благодарен ему за помощь в лечении одного из быков, и сейчас он видел, что все это добром не кончится.
Тем временем толпа, подстегиваемая резкими лозунгами и призывами к скорой расправе, уже двигалась в сторону нового дома.
Мы, мальчишки, конечно же быстро пронюхали про негаданное событие, случившиеся в Гуган-Барре, и сопровождая местных мужчин, бежали впереди, надеясь увидеть то, о чем рассказывал в пиварне пьяный Джереми Нортэм.
Я помнил этого старого черного кота, жившего у старосты, наверное, уже сто лет. Подслеповатый на один глаз, с алой лентой на шее, он постоянно сидел на крыльце и грелся в лучах тусклого ирландского солнца.
Несмотря на конец октября темнело рано, и я, немного оторвавшись от друзей, периодически оглядывался назад, так как боялся увидеть нечто страшное и омерзительное. Еще бы! Дохлая кошка. Повешенная. Что-то из разряда мистики и магического культа, которого у нас отродясь не бывало. А может и вправду, доктор Пушэ — ведьмак и волшебник. И проводит страшные обряды?
Вся эта чушь лезла мне в голову, поэтому немного сбавив шаг, я решил дождаться основной массы людей, впереди которых, немного оторвавшись от других, быстрым шагом с факелами шли Пип и Джереми.
— Вон там! У ворот! Смотрите! — Пип факелом показал вперед и махнул рукой.
— К черту его! Сожжём дом!
— Даа! Сожжем! — Несколько голосов подхватили призыв пьяного сельчанина, но многие решили сначала узнать в чем дело. Все-таки порядочный человек, ветеринар, лечит домашних животных. Народ начал понемногу остывать.
— Ну и где твоя кошка, Пип! Уж не перепил ли ты на День всех святых?!
Бармен Малоун, держа в одной руке факел, а в другой огромную суковатую дубину оглядывался вокруг, но в потемках, кроме высокого забора и ворот ничего не было видно.
— Похоже, ты что-то напутал, Джереми! Зря только народ взбаламутил! Точно перепил.
— Так я же сам… — Нетрезвый Пип осекся, но вовремя прикрыл рот, заскрипев от злости зубами.
Люди, уже жалея, что поддались на порыв, начали по одному возвращаться в «Святой Дух».
Тут ворота открылись, и доктор Пушэ в сопровождении Сириуса Пойзона вышел на улицу, держа небольшой масляной светильник и смотря на сельчан, окруживших его.
— Мое почтение, доктор, уж не обессудьте что потревожили вас! Тут говорят, что у вас кошки мертвые висят.
Старый Конмхак, который не мог пропустить такое событие, вежливо пожелал доктору доброго вечера и извинился:
— Ходят слухи, что вы проводите какие-то эксперименты с животными. У вас во дворе постоянно бегают эти хвостатые твари со всей деревни. А тут такое. Ну мы и решили… Вы извините нас.
— Ничего страшного. — Пушэ спокойно созерцал толпу, его длинный нос казался еще длиннее в отблеске ярких факелов. Резкие черты лица напоминали ворона, прилетевшего отведать свежей падали. Именно сейчас мне показалось, что доктор что-то утаивает. Только непонятно, что. Но это были всего лишь мои мальчишеские фантазии.
— Ладно ребята, расходимся. — Малоун поклонился доктору и еще раз принес извинения:
— Есть у нас двое таких… Вечно будоражат людей… — Он повернулся к людям.
— Пойдемте обратно!
Понемногу народ разошелся, а доктор, еще постоял, а потом махнул головой ассистенту и скрылся в воротах.
Я был в числе последних, покидавших место несостоявшегося суда. Решив не задерживаться, я уже повернулся спиной к забору и направился вслед за остальными. Вдруг протяжный кошачий вой донесся с противоположной стороны ограды. Страх тут же сжал ледяными ладонями мое молодое сердечко, и я тут же припустил что есть силы.