— Пока что? Не может же он расти вечно?
— Да, действительно не может. Он растет, пока не начинает слишком сильно мешать выживанию. И обычно это происходит достаточно быстро, собственно, почему мы не видим женщин с трехметровыми ногами. Но в случае с хвостом почему-то он вырос до абсурдных размеров. Павлины каким-то образом умудряются с ним выживать. Половой отбор.
— И к чему эта теория?
— Потому что у полового отбора есть маленький секрет. Он очень странный, поэтому почти никто его не воспринимает всерьез. Но, тем не менее, он есть. И сколько всего он объясняет!
Я смотрел на неё выжидательно.
— Человеческий интеллект — это результат полового отбора. Точно также как и павлиний хвост.
— Ты хочешь сказать…
— Женщины создали интеллект.
Она наблюдала за мной, склонив голову немного набок, оценивая реакцию. Носок крокодилового стиллето нетерпеливо стучал по ножке стола.
Я пытался найти подходящий ответ, но ничего не приходило в голову.
— И что это означает?
— Некоторые самки человека предпочитали самцов с более развитым интеллектом, большим мозгом, если угодно, — объяснила она нетерпеливо. — Так же как самки павлинов предпочитали самцов с длинными хвостами. Интеллект — это хвост.
Я уставился на неё.
— Скажи, сколько интеллекта нужно падальщику, роющемуся в зарослях саванны?
— Падальщику?
— Большую часть своего эволюционного времени наш вид был падальщиком, пытающимся урвать остатки добычи больших хищников, а в свободное время бродящего в поисках всяких корешков, плодов и ягод. Зачем для этого интеллект? Куча животных с мозгом как у крысы и сейчас прекрасно справляется с этой нехитрой задачей. Так что ясно, что это не саванна, не окружающая среда заставили мозг так развиться.
— Заставили?
— Да, заставили. А ты думал, что такой огромный мозг развился сам по себе?
— Почему нет?
— Мозг требует безумно много энергии — не менее ста грамм сахара в день. А где ты в саванне найдешь его? Это редкая и ценная вещь. Так что бродить по равнине с полуторакилограммовым мозгом также трудно, как и летать в зарослях джунглей с двухметровым хвостом. А теперь скажи, что заставило человека обзавестись таким большим и затратным устройством там, где в нем не было необходимости?
— Самки?
— Женщины. По крайне мере, некоторые из нас. Мы выбирали мужчин по интеллекту. И, так же, как и павлиний хвост, мозг буквально взорвался в размерах. И, точно также как и павлиний хвост, интеллект абсолютно бесполезен для выживания.
— Но он не может быть бесполезен, — запротестовал я.
— В саванне он был бесполезен.
— Но он же был нужен, чтобы создавать орудия труда!
— Послушай, Джим, — сказала она, — если ты возьмешь мозг ученого из НАСА и мозг охотника-собирателя с какого-нибудь острова Папуа Новой Гвинеи, где они ещё сохранились, и покажешь их нейрохирургу, он не сможет определить разницу. За последнюю сотню тысяч лет мозг практически не изменился. А теперь скажи, на кой черт охотнику с каменным топором прибор, способный послать спутник на Юпитер или запустить ядерный реактор? Мозг охотника-собирателя, наш мозг, всегда был чересчур умным для задач, стоящихперед ним.
— Женщины создали интеллект? — я все никак не мог свыкнуться с мыслью.
— И именно поэтому героев нет. Наша доля в том, чтобы жить в плоском мире примитивных созданий.
— Доля?
— Женская доля. Выбирающие должны быть умней выбираемых. В этом наша трагедия — мы обречены копаться в куче посредственностей в поиске хоть чего-то стоящего. Когда ближе к концу жизни Дарвин обнаружил половой отбор, он сразу понял, что это даже более важно чем естественный отбор — открытие, за которое он известен. И старик оказался прав. Природа более не отбирает. Теперь отбором занимаются женщины.
Она пригубила вино, наслаждаясь вкусом.
— Итак, Джим, почему же тебя никто не выбрал?
Я отвел взгляд на серебристый кувшин, стоящий в нише над столом.
— Думаю, это вина Омара Хайяма.
— Причем тут этот рифмоплет?
— Он считал, что лучше быть одному, чем быть с не родным человеком, — сказал я и добавил, после паузы, — потому что иначе, когда ты наконец встретишь своего человека, не сможешь полюбить. И случится самая большая трагедия, которая только может случиться.
— Встретить, но не смочь полюбить…
— Растратить тепло души на не родного человека. Так он сказал в старой зеленой книжке, которую я нашел у себя под кроватью… В детстве я был странным. Не мог ходить. Все бегали играть во дворе, а я сидел у окна и смотрел. Все, что я мог делать — это наблюдать за людьми. И в какой-то момент вдруг начал замечать странные вещи. Я начал читать людей. И открыл, что они думают совсем не то, что говорят. Абсолютно не то. И сами часто об этом не догадываются… Потом, уже когда я смог ходить, знаешь, что я больше всего любил делать? Просто сидеть в каком-нибудь кафе и смотреть как люди разговаривают. Вот, например, кто-то сделал комплимент. Но его нижняя губа чуть поджата, так что и без детектора лжи понятно, что это неправда. — я вздохнул. — Вот так я научился разгадывать людей, и теперь мне нужно несколько минут, чтобы прочитать человека. Как книгу. Не нужно десять лет, чтобы понять, что это не родной человек. Вот так я и живу…
— Да-а-а, — Джулия откинулась на спинку стула.
— Лишь однажды я забыл совет Хайяма. И теперь у меня есть дочь — Мария. Она лучшее, что есть в моей жизни. Единственная, кто меня понимает. Это искра, которая приносит смысл в мою жизнь. Но… — я тяжело вздохнул, — её мать… Я злейший враг. До сих пор не понимаю, что произошло. Она даже получила судебное решение, запрещающее мне видеть Марию. Меня уже пять раз арестовывали. Судья сказал, что в следующий раз посадит за решетку. С тех пор единственное место, где я мог видеть Марию, была церковь рядом с её школой в Нью-Йорке. Там мы и сидели изо дня в день, перешептываясь. Это были счастливейшие дни моей жизни.
— Были?
— Вчера её похитили.
— И ты здесь, чтобы спасти её?
Я кивнул. Она вздохнула, выпрямилась и движением руки убрала назад каштановые локоны.
— Давай вводные. Расскажи, что требуется.
Она перестала со мной играть, и её элегантность исчезла.
— Зоя.
Она откинулась назад и потянулась.
— Этого можно было ожидать.
— Есть мнение, что Зоя — это оружие, разработанное Китаем. Мне нужно узнать, так ли это.
Джулия пригубила вино.
— Зоя странное создание. Изучаю её с прошлого года, когда она только появилась. Заметила случайно и сначала не придала ей какого-либо значения. Казалось бы, вирус как вирус. Но потом стало ясно, что это аномалия. В отличие от большинства вирусов, она не предназначена причинять вред. Она не крадет и не уничтожает информацию, не подчиняет себе систему. Она просто размножается. И все. Лишь бесконечно копирует себя, постепенно забирая все ресурсы, забивая память и каналы связи. — Джулия посмотрела в сторону. — Но на этом странности только начинались. Она постоянно мутирует. Её копии отличаются друг от друга, как отличаются родственные виды животных.
— Это как?
— Представь, ты в террариуме держишь ящерицу. Вечером ты пошел спать, а когда вернулся утром, в террариуме помимо собственно ящерицы оказались хамелеон, игуана, и вообще аллигатор… Примерно так и Зоя. Ты оставил её в системе на ночь, а к утру там будет с десяток мутантов. Похожих друг на друга, но разных. Ты потратишь весь день, разыскивая и подчищая их, но где-нибудь в укромном уголке притаится какой-нибудь хамелеон и ты его не заметишь. А следующим утром уже будет целый зоопарк.
Мимо беззвучно промелькнула тень официанта.
— Но и это только начало, — продолжила она. — до прошлого месяца все эти мутанты просто размножались. Теперь же начали конкурировать. Они воюют между собой.