— Еда, — усилие стоило мне дьявольской боли в полыхающем огнем горле.
— Правильно. Еды было мало. Недостаточно, чтобы прокормить большие группы. Вот так мы и жили, маленькими кучками, многие сотни тысяч лет. Даже миллионов лет. Но в один момент, примерно десять тысяч лет назад, все изменилось. Мы изобрели земледелие. И знаешь, что произошло затем, Джим? Ну давай, хватит претворяться, что тебе не интересно. В конце концов, я собираюсь открыть тебе самый большой секрет человечества. Не каждый день ты узнаешь судьбу человеческой расы, человеческого вида. Соберись. Хотя бы скажи что-нибудь.
Каждое его слово отдавалось болью. Он продолжил:
— Сельское хозяйство, земледелие поменяло всё. Производительность труда увеличилась в разы. Сельское хозяйство и разные изобретения вроде колеса и ирригации позволили с одного и того же клочка земли прокормить намного больше людей. Людей сразу же стало больше, и, соответственно, группы стали больше. Если бы ты был археологом, Джим, ты бы увидел, что начиная с примерно десяти тысяч лет назад поселения вдруг стали больше. Из крохотных стоянок — просто костра с кучей костей вокруг — они сначала превратились в деревни, а затем и небольшие города. Это уже были группки не из пятидесяти человек, а сотен, тысяч, и даже десятков тысяч.
Короткий наклонился и приложил тыльную сторону ладони к моему лбу.
— А теперь смотри — самое важное. Первые более-менее человекоподобные приматы возникли около двух миллионов лет назад. Это означает, что около двух миллионов лет мы развивались в условиях маленьких групп по пятьдесят человек и меньше. Два миллиона лет, Джим! А в группах большего размера мы стали жить лишь десять тысяч лет назад. Более, чем девяносто девять процентов нашего эволюционного времени мы провели в маленьких группах.
Я молча сжался в углу.
— Человеческий мозг приспособлен к выживанию в маленьких группках по пятьдесят человек. Поэтому нам, например, сложно запомнить имена более чем пятидесяти людей. Все это время эволюция создавала тело и мозг, максимально адаптированный для маленьких групп.
— Какое это… имеет значение? — прошептал я сквозь боль.
— В больших группах мы даже просто не можем запомнить имен. — он не обратил на меня внимания, разговаривая сам с собой. — Все, что больше пятидесяти человек — это бесконтрольная толпа. Собственно, поэтому большие группы естественно распадаются на меньшие. Скажем, двое начинают враждовать. Что-то не поделили. Допустим, еду, статус или женщину. Но если группа маленькая, то почти всегда у этих двоих найдутся общие родственники или друзья, которые растащат их. И группа сохраняется. А вот если же группа большая, скажем, сто человек, и двое начинают драться, найдутся ли у них общие друзья? Вряд ли. И тогда возникает война. Всем другим приходится становиться на ту или иную сторону. Ведь если ты ни с кем, ты против всех. И практически мгновенно группа разделяется на две, или даже три маленькие группы. Собственно поэтому, Джим, практически все современные организованные группы редко когда больше пятидесяти человек. Взвод в армии, класс в школе, ну и так далее — все это группы не более пятидесяти человек. Потому что группы из большего количества человек нестабильны. Они распадаются.
— Зачем ты мне всё это говоришь? — спросил я и вдруг понял, что голос вернулся ко мне. Что это было в стакане?
— Я говорю тебе будущее, Джим. И почему у тебя его нет. — он задумался на секунду, и начал говорить еще быстрее, как если бы куда-то опаздывал. — Теперь представь, ты изобрел сельское хозяйство и твое население увеличилось. Это не то, к чему наш организм был приспособлен. Как ты будешь управлять группой из тысяч, если ты даже не можешь запомнить из имен? И они все время пытаются конфликтовать и распадаться? Как, Джим?
— Бюрократия.
— Блестяще! Ты назначаешь пятьдесят менеджеров, каждый из которых управляет пятьюдесятью обычными людьми. Это бюрократия с одним уровнем. И с её помощью ты можешь справиться с двумя с половиной тысяч людей. И больше нет нужды запоминать их имена. Люди становятся просто цифрами, порядковыми номерами. И вот, у тебя уже не племя, а самое настоящее княжество. Слушаешь, Джим? Это важно.
Не зная зачем, я кивнул.
— Теперь, когда столько людей платят налоги, ты можешь нанять профессиональных солдат. Ты создаешь армию. И что затем? Ты нападаешь на соседей, те маленькие жалкие группки людей, которые еще не создали собственные армии. И ты одерживаешь верх. Просто потому, что ты больше. В большинстве случаев большие группы выигрывают. Ты убиваешь их мужчин, забираешь женщин и территорию. Ты развиваешься! И скоро твоя группа становится больше, чем две с половиной тысячи человек. Скажем, десять тысяч. И что ты делаешь тогда? Как ты контролируешь их?
— Добавляешь новый слой. — сквозь кашель ответил я.
— Замечательно! Назначаешь пятьдесят высших менеджеров, каждый из которых управляет пятьюдесятью низших, каждый из которых управляет пятьюдесятью обычными людьми. И вот, у тебя машина, которая может контролировать более чем ста тысячами человек. Ты создаешь полицию, у которой будет монополия на насилие. И ты нанимаешь ещё большую армию. И так ты строишь государство. И вот тут случается чудо…
На мгновение он прекратил рычать, переводя дыхание.
— Патриотизм! Государство создает патриотизм. Солдаты готовы жертвовать собой во имя государства. Всё дело в числах — по какой-то причине, чем больше группа, тем легче людям умирать за неё. Это удивительно, Джим. Удивительно! В княжествах нет патриотизма. Ноль! Ни один солдат не хочет умереть за княжество. В Илиаде Гомера, все эти воины, осаждающие стены Трои, собрались туда с маленьких островков. Все эти воины с Пелопонесса, Крита и Итаки. Ты не задавался вопросом, зачем они туда приплыли? За что они отдали свои жизни?
Я мотнул головой.
— Не во имя своего города или острова, нет. Они направились завоевывать Трою ради еды, золота и женщин. И ничего другого. Никакого патриотизма в помине… Но государства — они другие. В глуши Австралии есть городок Герроя. На стенах его старого городского совета в самом видном месте города высечены длинные списки солдат, погибших в дальних и забытых местах планеты… Знаешь, что написано над ними? «Они погибли за Империю». Британскую империю. И всё. Вот эта маленькая табличка является достаточной причиной для миллионов людей ехать неизвестно куда и отдавать там свои жизни. Государство делает это великим и геройским поступком, отдать за него жизнь. Войнам более не надо золотаили женщин. Они готовы отдать свою жизнь просто так. Чем больше группа, тем с большей готовностью люди готовы пожертвовать своей жизнью ради неё. Ты следишь за мыслью, Джим?
К чему всё это?
— Это всё игра размера, — он вскочил на ноги и начал ходить из стороны в сторону. — Меньше пятидесяти — племя. От сотен до десятков тысяч — княжества. Начиная от сотен тысяч — государства… И вот здесь нас ждет вопрос, Джим. Ты готов? Самый важный вопрос. Вопрос, который определяет все остальное.
— Какой вопрос?
Впервые наши глаза встретились.
— Что дальше? После государства…
— После государства?
— Неужели ты думаешь, что государство — это окончательная форма организации групп людей? Что ты просто можешь бесконечно нагромождать слой за слоем бюрократов? Это работает для миллионов. Даже сотен миллионов. Но будет ли это работать для миллиардов?
— И?
— Джим, ты же синтезатор? Ну так вот и синтезируй.
— Что? Человечество еще не придумало ничего более сложного, чем государство.
— Зачем замыкаться на человечестве? На сапиенсе? Посмотри вокруг.
— Посмотреть куда?
— Какая одна из самых примитивных форм жизни? Бактерия. Они сами по себе — независимы. Каждая из них индивидуальна. Своего рода охотник-собиратель, бродящий по саванне микроскопического мира в поиске чего-нибудь съестного. Но вдруг одна из них, маленькая и скромная, научилась очень хорошо окислять глюкозу. Иными словами, сжигать еду и вырабатывать энергию. Вот такая одаренная оказалась эта маленькая бактерия. И сразу за этим, буквально через несколько сот миллионов лет, случилось чудо… Другая, большая и агрессивная, поглотила одну из наших маленьких бактерий. Но не переварила её, как обычно, а оставила жить внутри себя. И они заключили между собой негласный договор — каждый будет делать то, что у него получается лучше всего. Большая будет защищать маленькую и добывать еду, а маленькая будет её готовить. Разделение труда. И этот договор по-прежнему соблюдается, два миллиарда лет спустя. Маленькая бактерия — это митохондрия, которая живет внутри практически каждой клетки любого организма на планете, включая твой. У них собственный геном, они размножаются сами по себе. Но они — часть клетки. Так что внутри каждой клетки есть чужой, много чужих, и они отвечают за приготовление пищи. Вместе с ними клетки намного сильнее и продуктивнее, чем без них. Это симбиоз.