— Гаплодиплоидность. Муравьи развили очень странный способ передачи генной информации. И в результате него ген одного из родителей получают уже не половина, а три четверти потомства. Вот такая аномалия. Так что если ты вдруг оказался муравьем-альтруистом, то не половина, а три из четырех твоих сестёр, а ведь почти все муравьи — самки, тоже будут альтруистами. И вдруг оказывается, что катастрофы среднего размера становится достаточно, чтобы увеличивать число альтруистов. Допустим, ты жертвуешь собой, чтобы спасти двух сестёр. Две трети из них альтруисты, так что ты спасаешь полтора альтруиста, убивая одного. В сухом остатке пол альтруиста. Вот так катастрофы среднего размера вдруг начинают помогать альтруистам распространяться. А катастрофы среднего размера намного более часты. И вот, в мгновение ока, альтруизм распространяется как пожар. Через несколько поколений все становятся альтруистами. И внезапно ты получаешь группу, в которой каждый индивидуум стремится пожертвовать собой ради группы. Никакой патриотизм не идёт с альтруизмом в сравнение. И это то, что случилось с муравьями. Так что гаплодиплоидность — это первый способ приручить альтруизм.
— А второй?
— Увеличить частоту больших катастроф.
— Ты о чем?
— Джим, допустим, тебе надо сделать так, чтобы среди катастроф было как можно больше больших, уносящих жизни многих людей, и тем самым помогающих альтруистам распространяться. Как бы ты это сделал?
И тут я вздрогнул, поняв. Я прошептал:
— Сделать группы большими…
— Не большими, а концентрированными. Увеличь концентрацию людей так, чтобы даже незначительная автомобильная авария уносила много жизней. Какая плодородная почва для альтруизма. Каждая жертва спасает множество жизней. Посмотри на Японию — очень высоко концентрированное общество. Не замечаешь никаких параллелей? Каких-нибудь особенных альтруистов?
— Камикадзе! — воскликнул я. — Не хочешь ли ты сказать?…
— Именно. Япония была первым прототипом человеческого суперорганизма, человеческой муравьиной колонии. Но у Японии не хватило размаха. Слишком маленькая территория. Очень концентрированная, но маленькая. И поэтому они так и не смогли развернуться в полномасштабный суперорганизм. В отличие от Китая.
Я затряс головой.
— Китай — это суперорганизм. Мы построили общество новой эпохи — первый человеческий суперорганизм. Мы — следующая ступень эволюции человека. Будущее человечества. — тень улыбки промелькнула на его губах.
— Ты хочешь сказать, что китайцы — муравьи?
— Не в биологическом смысле, разумеется. Мы по-прежнему сапиенсы. Но наша группа устроена по тем же принципам, что и социальные насекомые. Насекомые-альтруисты. Мы — первый человеческий муравейник. Первый человеческий суперорганизм. Вершина эволюции!
— Не может быть!
— Когда ты последний раз видел группу людей, общество, контролирующее рост своего населения? В природе обычного человека заложено бесконтрольное размножение. И любая группа растет в геометрической прогрессии пока есть ресурсы, ну либо пока группа не стареет и не выдыхается. И это основное преимущество муравьиных колоний, поскольку в них размножается только королева, они контролируют свой размер.
— А Китай?
— Политика одного ребенка. Мы контролируем численность, не разрешая женщинам иметь более одного ребенка. Иногда двух. Но численность населения это просто. А ты попробуй контролировать соотношение количества мальчиков и девочек. Немного кто, кроме муравьев, способен на это. Муравьи определяют пол, оплодотворяя клетку. Если клетка оплодотворена, то это самка. Если нет, то самец.
— А Китай?
— С помощью абортов. Традиционно все хотели иметь как минимум одного мальчика — наследника. Но что делать, если ребенок — девочка, а второго ребенка иметь нельзя? Так что у девочек в Китае мало шансов. Как только УЗИ показывает, что ребенок — девочка, женщины в этот же день идут на аборт. Каждый год рождается девять с половиной миллионов мальчиков, и лишь чуть больше восьми миллионов девочек. И, заметь, это даже не группа делает. А сами женщины. Так что человеческий суперорганизм способен контролировать соотношение полов, также как и муравьиный.
— Альтруизм, контроль над ростом населения и соотношение численности полов. И всё? И из этого ты делаешь вывод, что Китай — суперорганизм?
— Мы построили феромонную систему, практически идентичную муравьиной. Видел людей, слепо идущих по улице, полностью погруженных в свои телефоны? Они постоянно подключены к центральной системе. Муравьи управляются химическими сигналами. Люди же управляются сигналами через телефоны. Средства коммуникаций разные, но принцип работы одинаковый. Но человеческая феромонная система пошла даже дальше. Теперь система ведёт диалог с каждым конкретным человеком. Она знает о человеке всё и может вызвать практически любое поведение. И если человек по каким-то причинам отклонится от необходимого поведения, система это мгновенно увидит и примет меры. Супербыстрый двусторонний способ коммуникаций, присоединяющий каждого индивидуума к системе. Эта система и есть наша феромонная система. И она даже лучше, чем у муравьев.
— Подожди, но в других странах тоже есть такие системы.
— Жалкое подобие. Хотя и они идут в том же направлении. Я же говорю, это будущее всего человечества. Китай просто идет на несколько шагов впереди. И потом, у них нет системы самоконтроля.
— Самоконтроля?
— Ты видел камеры наблюдения на улицах? У нас их теперь почти миллиард. Они повсюду. И все они подключены к центральной системе. Той самой, которая управляет действиями людей через телефоны. И эти камеры способны с абсолютной точностью распознать личность человека. Так что, даже если ты попытаешься отключиться от феромонной системы, она всё равно будет знать, где ты и что делаешь. Любой индивидуум постоянно под наблюдением группы. И знаешь, что происходит, когда человек знает, что за ним наблюдают?
— Что?
— В университете Ньюкастла было кафе самообслуживания. Подразумевалось, что все будут сами брать себе кофе и печенье и сами же платить в коробку для денег. И угадай что? Люди постоянно не платили. Уж что они ни делали — и угрозы, и воззвания к совести — ничего не помогало. Но там мимо шел психолог, и он сделал простую вещь. Он распечатал изображение глаз — просто глаз! — и повесил над коробкой. Все стали платить! Абсолютное, автоматическое следование правилам. Просто, когда люди думают, что за ними наблюдает группа, они автоматически, подсознательно меняют своё поведение. Подчиняются.
— И в Китае все под постоянным наблюдением…
— Что ещё более важно, каждый в Китае думает, что он под постоянным наблюдением. И, хочет не хочет, меняет своё поведение. Теперь они все подчиняются. Автоматически. Это становится нормой. Даже полиция становится ненужной. Люди делают то, что они думают группа ждет от них. Представляешь, на сколько более продуктивным является такое общество? Ни конфликтов, ни разногласий. Все подчиняются. Как ты можешь противостоять этому? — короткий задыхался от возбуждения. — Мы построили первый в мире Паноптикон! Мечту Джереми Бенхама.
— Паноптикон?
— Тюрьму, которая не нуждается в охранниках. Где все подчиняются, просто потому что думают, что за ними наблюдают. Вот! — он открыл чемоданчик и достал поблекшее черно-белое фото. — Вот, охранник в центре видит всех, но заключенные не могут видеть охранника. Они даже не могут знать, если ли вообще он или нет. И все заключенные ведут себя как этого требуется. Все подчиняются, автоматически…
— Потому что думают, что за ними наблюдают…
— Муравейник. Суперколония! Суперорганизм нового поколения! — он закричал, подняв сжатые кулачки к потолку. — Это неизбежность! Эволюционная конвергенция! Если есть что-нибудь, что дает организму существенное преимущество, это что-то будет изобретено эволюцией множество раз. И каждый раз независимо от предыдущих. Просто потому, что это что-то приносит пользу. Возьми, к примеру, глаз — один из самых сложных инструментов в природе. Только сетчатка состоит как минимум из пятидесяти разных видов клеток. И, тем не менее, эволюция изобретала его множество раз. У осьминога глаза очень напоминают по строению человеческие, но появились они совершенно независимо.