Он также подрядился вести на канале "Культура" шоу, где обсуждал проблемы однополого секса и права несовершеннолетних девушек использовать матерную лексику. Страна стонала от восторга.
Таксист, который вез меня ночью домой, слушая выступление Грозного, несущееся из включенного приемника, восхищался:
— Как он, при его отваге, еще жив?! Как его еще не прикокошили?!
Неужели только Маркофьев и я догадывались, что каждое слово, каждая запятая речей этого безрассудного дон-кихота и пер гюнта, уленшпигеля и геккель берри финна (адская смесь в одном флаконе) согласованы с его якобы преследователями, гонителями и душителями… Но что и кому мы могли объяснить и доказать?
Самое печальное — мы утрачивали сплоченность внутри наших некогда монолитных рядов.
Худолейский не скрывал, что боится испортить отношения с Грозным, который способен натравить на беззащитного сатирика газетных волков и телевизионных грифов. Рабинович (Пушкиндт) и Антон Обоссарт невнятно вторили королю смеха. Любовь Неверная и Аглая Страшенная открыто вошли в агитбригаду Ивана. А высоколобые интеллектуалы во главе с Захаром Костариканским объявили Ивана почетным академиком радио и теле наук.
Двойственная позиция, которую занял Худолейский, однако, не мешала ему клянчить и выпрашивать, если они с Маркофьевым шли мимо ювелирного магазина:
— Подари золотые часы, подари золотые часы…
Или, если шли мимо модного салона:
— Купи костюм и штиблеты, купи костюм и штиблеты…
(Маркофьев, надо отдать должное его широте, делал все подарки, о которых тот ныл.)
Получив требуемое, острослов заводил следующую пластинку:
— Подари бронированный джип, подари бронированный джип… А то не на чем возить подарки…
В приватной беседе Худолейский мне внушал:
— Не квартирный вопрос испортил людей (и москвичей, в частности), а сам Булгаков. Что значит — ни у кого ничего не просить? Если дают? Как можно упускать такой шанс? Надо, надо просить, если хочешь получить! Просите — и обрящете!
Я должен был отметить: в переосмыслении классических заветов у Маркофьва появилось много достойных последователей.
Контрольный вопрос. Что вознаграждается: труд или выклянчивание, гордое молчание или вымогательство, независимость или униженное пресмыкательство?
Во время поездок и выступлений в других городах Худолейский первым делом отправлялся на рынок. Люди, увидев его, радовались:
— Да это же сам Худолейский!
Торговцы наперебой зазывали его к своим лоткам и пытались услужить:
— Возьмите яблочек…
— Возьмите кислой капустки…
— Уважьте: возьмите сальца…
Он молча, хорошо отработанным движением сгребал угощения в безразмерный саквояж (где хранил и рукописи). За главным шутом следовала его челядь: кучерявый Рабинович-Пушкиндт и критик Обоссарт, эти подхватывали то, что не в состоянии был унести их впередсмотрящий и благодетель.
На следующий день — с другим баулом, еще больших размеров — Худолейский в сопровождении приближенных снова отправлялся на промысел. Торговцы его приветствовали, но уже не так восторженно и сердечно. Сам пройдясь меж прилавков и тыча в понравившийся товар, он все же набивал баул под завязку. Рабинович-Пушкиндт и Обоссарт опять выполняли роль чистильщиков.
Когда хохотун появлялся в рыночном муравейнике на третий день (опять с порожней тарой и адьютантами-сумконосцами), торговцы в ужасе кричали:
— Худолейский идет!
И прятали или накрывали газетами свои лотки, корзины и мешки.
К концу турне Худолейский нагружался запасами в таком объеме, что в его гостиничном номере негде было присесть и прилечь. Обливаясь потом, он тащил подати (или оброк?) в самолет, торговался, не желая доплачивать за лишний вес неподъемного своего багажа, в дороге частенько подсолнечное масло выливалось, клубника мялась, сало горкло…
Стремясь облегчить трудности, с которыми сталкивался и которые стоически переживал кумир толпы, Маркофьев подарил ему не вожделенный джип, а мерседесовский грузовик с обогреваемой кабиной и полуторным кузовом.
Худолейский принял дар как должное. Но опять заныл:
— Теперь смогу ездить на дачу… Помоги оплатить аренду или выкупить дачу… Помоги…
Рабинович и Обоссарт были неразлучны. В гостиницах, когда мы приезжали в другие города, поселялись в одном номере, хотя Маркофьев на комфорте не экономил и предоставлял каждому отдельные апартаменты. Но эта пара, ссылаясь на необходимость постоянного творческого контакта, настаивала на совместном поселении.