Муж Маркофьевой-старшенькой находился совсем уж на низшей ступеньке социальной лестницы: служил личным поваром спикера Госдумы.
— Понимаешь, — разоткровенничался этот наряженный в белый колпак толстяк, когда я заглянул в его комнатушку на Охотном ряду. — Тут, в Думе, обалденный буфет. И рябчики, и ананасы, и лососина, и трюфеля… Конечно, большинство местных обитателей кантуется в этом болоте из-за любви к хорошей кухне. Но все же нельзя сравнить общепитовскую готовку и мою творческую фантазию…
С интересом я рассматривал ежедневные меню его шефа, вышитые на шелке бисерной нитью. Чтобы выбрать блюдо по вкусу, спикер ставил против одной из двух (или трех, или четырех) строчек длинного перечная — галочку красным карандашом. Его приезжавшая откушать с мужем супруга ставила против привлекших ее внимание и возбудивших аппетит наименований — синюю черту. Дети, соответственно, зеленую и розовую. Теща — черную Тесть — крестик. После трапезы шелкографический свиток запаивали в специальную капсулу и отправляли в государственный архив — дабы сохранить каждый штрих жизни крупного деятеля и его близких для истории и потомков.
В газете, которую печатали на глянцевой бумаге (она имела исключительно внутреннее хождение среди депутатов) и которую муж Старшенькой мне подарил на память о встрече, он делился рецептами лично им изобретенных кулинарных изысков:
"Однажды, готовя борщ для господина спикера, я случайно положил в него не девять маслин и семь каперсов, как поступаю обычно, а двенадцать маслин и шесть каперсов. Каково же было мое удивление, когда вкус борща оказался существенно богаче и насыщеннее. С тех пор я и всегда кладу в борщ господина спикера двенадцать маслин и шесть каперсов. Советую так же поступать всем личным поварам товарищей и господ членов Госдумы".
Иван Грозный, имевший доступ лишь в общий депутатский буфет второго разряда (всего разрядов было четыре) скрежетал зубами по поводу такого социального неравенства и расслоения внутри единого думского организма.
— Я добьюсь: у каждого депутата будет свой личный врач и повар! — предупреждал он.
В свободное от основных обязанностей время муж Старшенькой подрабатывал в китайских и корейских ресторанах, ловил бездомных собак и кошек и притаскивал их в качестве деликатесов на кухни этих заведений, за что получал дополнительную плату.
Своей Средненькой дочери Маркофьев подарил турфирму. Он говорил:
— Доченька у меня чересчур деликатная… Истерзала себя: сможет ли заняться бизнесом? Ведь это значит — обманывать людей. Покупать по одной цене, продавать по другой. Это противно и не ее. Я думал несколько дней и ночей. И открыл и подсказал ей: есть бизнес, приносящий людям радость. Туризм!
Фирма, однако, приносила сплошные убытки…
Русские туристы вели себя за границей непотребно. О чем Средненькой летели факсы, телеграммы, из-за чего поступали рекламации о штрафах и квитанции неустоек.
В Париже подрались муж и жена (из снаряженной туда Средненькой тургруппы), гостиничный номер оказался залит кровью, хозяин отеля выставил фирме счет за ремонт, исчислявшийся тысячами франков.
В Швейцарии наш горнолыжник помочился с балкона и окропил мирно беседовавших внизу граждан.
Попутный контрольный вопрос. Зачем он сделал это, если в номере был туалет?
В Джакарте огненноволосая жена Старшенького (она же — главная редакторша газеты), прыгнув из окна отеля с парашютом, упала на газон и, к счастью, не разбилась, но руки-ноги переломала. Принимающая сторона не хотела оплачивать лечение (и была права).
В Бомбее наши соотечественники бомбардировали прохожих пустыми бутылками из-под "Столичной" и "Московской", а потом заявили, что это рекламная акция, способствующая продвижению на зарубежные рынки русских национальных напитков.
В Бельгии вернувшаяся в отель заполночь русская группа, обидевшись на горничную, которая открыла гулякам дверь, но сделала им замечание за опоздание — затолкала бедняжку-прислужницу в темную кладовку, заперла там и счастливо продержала до следующей ночи, поскольку все участники экзекуции начисто забыли о содеянном.