И он раздал Мише и Моржуеву, детективу Марине и Шпионовичу-Застенкеру, родной своей сестре и всем детишкам — замки и поместья (каждому — свое), присовокупив к земельному наделу гигантские суммы налом и громадные счета в швейцарских банках.
Никого не обидел и не забыл.
Попутно, мельком обмолвился, что Миша стал мужем его младшей дочурки, балерины.
— Но он же вроде бы женат на Сивухиной! — вырвалось у меня. — А дочурка была замужем за разливщиком воды…
— Да, — согласился Маркофьев. — Ну и что? Мои дети смотрят на жизнь так же широко, как я. С Сивухиной у него был деловой альянс. А с моей дочерью — любовный. С Сивухиной он пел. А с моей дочерью спит. И танцует. Балетные партии. С Сивухиной он зарабатывал деньги. А с моей дочерью — получил столько… Что ему хватит по гроб жизни…
"Те, кто бывал в этом маленьком раю, именуемом Ривьерой Цветов, тянущемся тонкой кромкой вдоль Лигурийского побережья, знают, что узенькая горная нависшая над синим морем тропинка, связывающая два крохотных городка — Манарола и Риомаджоре — получила поэтическое название "Дорога Любви"…
После окончания работы съезда и праздничного банкета некоторые отправились гулять по Дороге Любви… (А некоторые улетели или поехали осматривать свои полученные в дар вотчины.)
Сияло солнце. Беседки, увитые плющом и висевшие над обрывами на манер ласточкиных гнезд, манили передохнуть в их прохладной тени. На склонах спускавшихся к морю предгорий цвели агавы. А в пенившейся возле берега и гелево-неподвижной на горизонте лазури перемешались небо и вода, реально наличествующая соль и вымышленный сладкий сироп, паруса яхт и перья облаков.
Я не трехнулся бы, не въехал бы в ситуацию и долго бы ничего не понял, если бы не Маркофьев. Я, пьянея от счастья, не слишком хорошо оценивал происходящее. То есть, конечно, обращал внимание, что Вероника то и дело отстает или уходит вперед, то и дело кому-то звонит по мобильнику или отвечает на звонки. Но не придавал этому значения. Я думал о том, как символично: идти с самой дорогой тебе женщиной по Дороге Любви… Как это красиво и какого потрясающе глубокого смысла преисполнено.
Напоминание. Дурак во всем, даже в самом пошлом и ничего не значащем ищет (и находит!) возвышенное и романтичное. Если вы еще не искренили в себе эту черту — принимайтесь за дело!
Маркофьев отозвал меня в сторонку и спросил:
— С кем она треплется?
Я пожал плечами. Мне было хорошо. И не до мелочей. Я, наверное, глупо улыбался.
Контрольный вопрос. А как еще может улыбаться дурак — умно, что ли?
Маркофьев смотрел на меня озабоченно.
— Кто-то ей сейчас позвонил, а она сказала: "Я как раз иду по Дороге Любви…"
— Ну и что? — беспечно сказал я.
Маркофьев вытаращил глаза:
— Как это "что"? Что значит это "как раз"? Она как раз с тобой должна говорить о любви, а не как раз с кем-то, кто на связи. С кем это у нее "как раз"?
Истому и негу как ветром сдуло… Я стал приглядываться и прислушиваться внимательнее.
До полного прозрения оставалось недолго.
Мы с Маркофьевым съездили порыбачить, а когда я вернулся, то застал в гостях у Вероники Шпионовича-Застенкера. Я не слишком удивился: он ведь был делегат съезда…
Непричастность Евлампия Шпионовича к моим семейным неурядицам подтвердила вскоре и мама Вероники, моя в прошлом гипотетическая, а теперь уже явно не получившаяся теща. Когда я (по делам оказавшись в Москве) пришел к сборщице рисовых зернышек и в надежде, что она замолвит за меня словечко перед дочерью, старушенция провещала голосом сказительницы:
— Ты опоздал… Ты ее упустил… Так бывает… Она встретила человека на улице и влюбилась с первого взгляда…
Примечание № 1. Что ж они все так дико и нелепо, несообразно и несоразмерно врали!
Примечание № 2. Чем беззастенчивее и глупее врешь — там лучше!
Надо признаться, я был информацией скорее ободрен, чем огорчен. Могло ли такое быть? Встретить на улице? И влюбиться? Нет, это было мало похоже на Веронику. Может, меня таким образом воспитывали? Жестоко наказывали? Хотели проучить? За мое неправильное, невнимательное, наплевательски-эгоистическое отношение к семейным обязательствам?
Что ж, я заслужил.
Я устремился на новый штурм ставшей для меня временно (я хотел в это верить) неприступной крепости. Я набрался терпения. Ведь в сложившейся ситуации был повинен только я. И я обязан был вымолить прощение!