— Ты настаиваешь и хочешь, чтоб любили именно тебя, — говорил Маркофьев. — И именно за то, что ты такой прекрасный, чистый душой и помыслами, честный, порядочный, живешь и здравствуешь среди нас, не всегда столь возвышенных… Но кто знает о сокровищах, похороненных в твой душе? Перед нами — внешне потасканный и потертый экземпляр, с перхотью в волосах, в огромных ботинках и не всегда отутюженных брюках, с такими же, как ботинки, непомерными амбициями… Человек проявляется в действии. И доброта, и злоба, и любовь — говорят не словами, а поступками!
— Давай разберемся, что происходит и что уже произошло? — продолжал он. — У тебя возник роман с женщиной. Которая, может быть, в тебя влюбилась. Что, конечно, сомнительно. Или посчитала, что, может, когда-нибудь влюбится. Неважно! Так или иначе, она оказала тебе внимание, отдала предпочтение перед другими. Которых, может, и не было. Но, которые могли ведь и возникнуть. И она готова была от этих возможных вариантов отказаться. А ты? Тянул… Ждал чего-то… Сперва не шел в ЗАГС, боясь причинить страдания бывшей жене и дочери. Которые миллион раз на тебя плевали… Ведь так? О ком или о чем ты в тот момент думал? О себе? О бывшей жене? О возлюбленной? ЖИТЬ НАДО НЕ ДЛЯ ДРУГИХ, А ДЛЯ СЕБЯ! Тебе с ней нравилось? А ты еще заботился о том, что подумают или скажут остальные… Им что за дело до твоей жизни?! Моя Лаура, например, не умела готовить… Что из того? Ну и не умела, и не стали ко мне ходить гости, которые притыривались, чтобы только пожрать… Зато мне с Лаурочкой было хорошо! Дальше… У тебя не оставалось времени на семью, ты погряз в моих делах. А Вероника хотела, безумно хотела, как и все женщины, замуж! И чтоб ты вовремя приходил домой… Надо было рваться к ней, а не сидеть в офисе допоздна! Пусть любовь ваша продлилась бы недолго… Она вообще не бывает протяженной. Но и в удовольствии быть с любимым человеком ты себе отказал! По сути, если называть вещи своими именами, ты изменил своей любви к себе. Твоя любовь к себе охладела. И Вероника не простила такой чудовищной измены!
— Давай задумаемся и подытожим, — предложил Маркофьев. — Итак, ты не смог стать врачом, тебе не хватило на эту работу равнодушия. А все шансы у тебя были. Ты не смог бы стать милиционером, даже если бы и предложили, тебе казалось невозможным дружить с преступниками, сдавать их по первому требованию под суд, тебе представлялось противоестественным, что работник правопорядка потворствует бандиту, а сам копит на него досье… Но ты не смог бы стать и самим бандитом, ибо тебе претит грабить и убивать. Ты не стал профессиональным журналистом. Тебе за подло врать и получать сведения от агентов госбезопасности. Ты не пробился в финансисты. И политики. И ученого из тебя не вышло. Кто же ты? Отвечу: никчемное создание, пустая личность, лишнее для этой жизни существо. Раньше про таких говорили: лишний человек! Но и сегодня можно сказать то же самое! Зачем ты такой нужен — Веронике и другим? Сам-то подумай! Это счастье, что хотя бы я тебя не бросаю!
Он резюмировал:
— Тебе и ей не надо опять сходиться. Разбитого не склеишь. Пословица верна. Ты не простишь ей измены и очередного чужого ребенка, она не простит тебе слабости и того, что ты ей не простил. Жизнь ваша превратится в ад. Вы будете находить удовольствие не в том, чтобы доставлять друг другу радость, а в том, чтобы язвить… Высшее наслаждение будет наступать, когда увидите, что пущенная стрела попала в цель и уколола пребольно…
И я согласился с ним. Практически во всем. И потому, чувствуя себя по-прежнему виноватым снова поехал к ней.
Смотрел и видел вместо наивной, с челочкой, длинноносой девочки, — взрослую усталую женщину. Кожа на скулах была густо напудрена, под глазами лежали тени.
Она смотрела холодно:
— На тебя надежды нет. Ты занят пустыми, нежизненными проблемами: что можно, чего нельзя, что порядочно, что не очень… Занят прошлым, которое тебя не отпускает. Занят будущим, которого не представляешь… Я пыталась, старалась вернуть тебя в сознание! Посылала рыбу с отрубленной головой, чтобы испугать… Прикидывалась неверной, чтобы возбудить ревность… По моей просьбе обстреляли ваш дом на Капри… Возможно, я действовала наивно и неумело… Но на тебя не повлияло ничто! Я больше не могу! Я устала! Мне надо жить. Поднимать дочку. Рожать сына… Та случайная встреча, которая произошла между нами… Ее надо забыть.
Пелена начинала спадать с моих глаз.
Маркофьев, которому я в подробностях передал разговор, только хмыкнул…