Во вторичных цивилизациях положение правителя, олицетворявшего государство, было двойственным. С одной стороны, он средство утверждения сакральных принципов и заветов и в качестве такового достоин всяческого повиновения. А с другой — он сам не вправе нарушать эти заветы, а иначе его власть незаконна. Его власть — служение, должное соответствовать идеалу, и поэтому вторична.
Так выглядит типология государств в самом общем виде с точки зрения формационной и цивилизационной теорий. Напомним, что еще недавно изложенное понимание формационной теории считалось фактически единственным научным фундаментом всей отечественной науки о государстве и праве и созданной ею картины государственно-правовой жизни человеческого общества. Несмотря на догматизацию многих ее положений, в ее рамках были достигнуты определенные результаты в исследовании социальной природы государства.
Современное понимание прогресса государственности выдвигает на первый план «человеческое измерение», т. е. то качество жизни, то положение личности, которое обеспечивает государство. Свобода личности, благоприятные материальные условия, возможность творческого самоутверждения, наличие прав — эти и другие составляющие «человеческого измерения» превращают его в основной критерий оценок прогресса государства. Как известно, положение о том, что именно «человек — мера всех вещей» выдвинул древнегреческий философ Протагор. В этом гуманистическом утверждении заключается глубокий социальный смысл, мощный импульс общественного, в том числе государственно-правового развития: оценку всей организационной, деятельной стороне государства можно давать лишь после сопоставления с тем качеством жизни, которое создает или обеспечивает, или поддерживает государство.
При этом речь идет о конкретных, реальных условиях жизнедеятельности человека с его набором целей, потребностей, способами их удовлетворения, с тем, каково реальное положение человека во взаимодействии с государством.
Подчеркну, что «человеческое измерение» — это не лозунговая, декларативная категория, а вполне конкретное направление в определении прогресса государственности, измеряемое набором и качеством прав и свобод, другими условиями жизнедеятельности человека.
И человек этот — не некая абстракция, а вполне реальная личность, более конкретная, чем те «классы» с их отношением к средствам производства, к собственности, которые «населяют» формационную теорию.
В современной теории государства появляется, наконец, конкретной критерий прогресса государственности. Борьба за качество жизни наполняет реальным смыслом существование многих коллективных образований, конкретных личностей. Как отметил К. Поппер, три века назад началось движение за преобразования в общественной жизни, наполненное гуманистическим смыслом. «Это движение было стремлением огромного множества безвестных людей освободить себя и свой разум от власти авторитетов и предрассудков. Оно явилось попыткой построить открытое общество, отвергающего абсолютный авторитет традиционного и одновременно пытающееся установить и поддержать традиции — старые или новые, которые соответствовали бы стандартам свободы, гуманности и рационального критицизма».
Действительно, наряду с экономикой факторами, определяющими то или иное развитие государственности, являются характер идеологии, социокультурные параметры общества, уровень духовности народа, его традиции, национальный характер, географическая среда, международное окружение и т. д. Именно из этого исходит цивилизационный подход к возникновению и развитию государства вообще и социалистического государства в частности.
Реальное социалистическое государство не имело и не имеет нечего общего ни с предсказанной К. Марксом социалистической государственностью, ни с капиталистическим государством. Оно оказалось орудием, аппаратом в руках нового господствующего класса — политической бюрократии, номенклатуры. Тот факт, что номенклатура присваивает прибавочный продукт, произведенный трудящимися, не относит ее непременно к буржуазии — так делали все господствующие классы. А вот то, что номенклатура гонится прежде всего за властью, а не за экономической прибылью и охотно жертвует последней ради даже незначительного прироста своей власти, показывает: номенклатура не капиталистический, а некий иной класс, основанный на власти, а не на собственности и соответственно действующий методом внеэкономического принуждения.
Господствовавший в реальном социалистическом обществе «азиатский способ производства» состоит в применении метода тотального огосударствления, причем правящий класс — номенклатурная бюрократия — регламентирует всю жизнь общества, деспотически управляя им посредством мощной государственной машины. Подчиненное ему государство проникло во все поры социальной ткани, отравив ее продуктами своего разложения, и прежде всего всепроникающей неэффективностью и коррупцией. Если сопоставить современное капиталистическое и социалистическое государства, то именно первое выглядит этапом на пути к обществу без государства и классов, а ни в коем случае не второе.
Не выдерживает критики и квалификация социалистического государства как «отмирающего» государства, полугосударства. Идея смены в будущем государства общественным самоуправлением, как хорошо известно, была выдвинута Сен-Симоном и подхвачена впоследствии классиками марксизма. Она явилась как бы недостающим звеном в разработанной ими концепции социализма и коммунизма. Согласно этой концепции, государство — лишь орудие классового господства, но, поскольку классов в коммунистическом обществе нет, в нем нет места и государству. Последнее допускалось только на первый период после революции для защиты ее завоеваний.
С изъянами прежнего понимания формационной теории связаны и не совсем точные представления о смене типов государств. В соответствии с подобным пониманием смена этих типов осуществляется в результате революции. И должна была бы иметь определенную последовательность и постоянность.
Однако историческая эпоха перехода от позднеродовой, соседской общины к первичной раннеклассовой государственности, а затем к азиатским, античным, феодальным ее формам, сопровождалась появлением множества смешанных типов государств. Это было результатом их конвергенции, взаимного влияния и взаимопроникновения.
Отсюда полилинейность развития государственных форм, их многовариантность. Но в господствующей ранее отечественной идеологии утвердилась монолинсйная картина истории эволюции государственных форм, прогресса государственности, что сделало ее малосопоставимой с реальным ходом истории. Для периодов между общественными формациями характерно постоянное возрастание многовариантности государственно-правовых форм. В подобные периоды возможна реализация самых разнообразных путей и форм государственного развития, и в общем нет оснований считать одни из них предпочтительнее других.
Малоприемлемы и вульгарные представления об эксплуататорских и неэксплуататорских типах государств. Достаточно вспомнить, какие свирепые формы эксплуатации человека сохраняло социалистическое государство. Ведь в таком государстве — разновидности государства при азиатском способе производства — над обществом (по существу большой общиной) возвышается слой управляющих им лиц — бюрократия, — постепенно становящийся господствующим классом. Здесь происходит инверсия: не собственность порождает власть, а наоборот, власть — собственность.
В современных условиях требуется и иное понимание процесса взаимосменяемости буржуазного и социалистического государства.
Так, пересмотрен тезис о том, что нельзя идти от капитализма (и соответственно буржуазного государства) вперед, не идя к социализму (социалистическому государству). По теории Маркса, капитализм с его государственностью — высшая точка экономической формации. Хотя «важно однако то, — заметил К. Поппер по этому поводу, — что „капитализм“ в том смысле, в каком Маркс употреблял этот термин, нигде и никогда не существовал. На такой прекрасной планете Земля — он реален не более, чем дантовский Ад». И нет никаких оснований полагать, что именно в этой точке он должен потерпеть крах. За капитализмом и его государственными формами начинается иная фаза развития, получившая название постиндустриального общества. Но это вовсе не равнозначно упадку общества, производства и государственной сферы жизни. Именно стабильность наблюдается сегодня в общественной и государственной жизни постиндустриальных стран Запада. Само существование современного западного общества и его государства закономерно, ибо по достижении своего расцвета многовариантность общественного и государственного развития объективно возрастает. Поэтому современные западные общества и их государства — не пережиток прошлого, а принципиально новая система. Кроме того, и это уже доказано практикой, существует возможность возвратных процессов при смене типов государств. Как показал, в частности, ход событий в бывших социалистических странах в начале 90-х годов, переход от буржуазного государства к социалистическому не носил необратимого характера. Именно об этом свидетельствует своеобразная реставрация капитализма и присущих ему форм государственной жизни в бывшем социалистическом мире.