– Ты посидишь со мной вот так немного?
Шелби улыбнулась – несмотря на слегка неподходящий момент.
– С радостью.
Они вышли из машины, дошли до крыльца и присели на крайнюю ступеньку. Он сидел прямо на этом месте, когда она появилась из-за поворота, так что все, казалось, приходит к начальной точке. Как минимум для Шелби.
Они просто сидели и смотрели на лужайку перед домом и на сумеречное небо. Шелби вспомнила, что примерно через пять часов, когда небо будет цвета океанической глубины, Венера, Марс, Сатурн и Юпитер будут видны где-то на востоке позади них. Она было открыла рот, чтобы разбавить напряжение таким позитивным и забавным фактом (хотя бы для нее), но она услышала, как Уолтер рядом с ней сильно втянул носом воздух.
– Том и Энджел правда были влюблены?
Это было совсем не то, что ожидала Шелби.
– Да, – ответила она, улыбаясь от мысли о ее любимой квир-паре в постановках на Бродвее. – Они любили друг друга.
Наступила еще одна пауза в разговоре, и было ясно, что Энди не собирается продолжать говорить, Шелби начала сама:
– Похоже, ты никогда не видел «Богему» до этого?
– Я никогда не слышал о ней.
– Что, правда?
Теперь настала очередь Уолтера улыбаться. От этого у Шелби начало слабеть тревожащее чувство в животе.
– Угу. Никогда не был любителем музыкального театра.
– Ладно. Пожалуй, с этим я соглашусь. Так как оно тебе?
– Я… – Он остановился. Затем он повернулся к ней. – Ты веришь в Бога, Шелби?
Это вызывает у нее взрыв смеха. Она не могла сдержаться.
– У тебя кризисное состояние, да?
Он обхватывает свою голову руками:
– Ох, ты не представляешь насколько.
– Хочешь поговорить об этом?
– Видишь вон там? – Он указал на что-то на другой стороне улицы. Там был билборд «КРИДДЛ В СЕНАТ» на соседском дворе.
– Ох. Что ж, добро пожаловать в клуб «Моя мама известна»?
Уолтер хмыкнул.
– В моем случае скорее печально известна. Крис Криддл знают за пять вещей: ее любовь к «Святому слову», ее приверженность корпоративному капитализму, ее фанатичную поддержку прав эмбрионов, ее коллекцию оружия и то, что все это поддерживает чернокожая женщина, – сказал он. – И это еще никто не знает о ее неодобрении отношений между людьми одного… пола. Она держит это в тайне.
Шелби кивнула в ответ. Она все это слышала о конгрессменше – отец Шелби точно не был сторонником матери Уолтера (но ему она это говорить не собиралась). Но сейчас Шелби поняла, что по-настоящему не верит во все сказанное.
– Вся эта «известность» действительно про нее?
– Я не имею понятия, Шелби. Но она изменилась после… весенних каникул.
– Весенних каникул?
– Да.
Дальше он не продолжил. Просто продолжал смотреть на надпись. У Шелби появилось желание пойти и опрокинуть ее, но она решила, что это будет не лучшей идеей, учитывая, что миссис Криддл могла наблюдать из окна кухни или еще что-то.
– Хочешь знать, почему я сомневаюсь насчет машины? – сказала она вместо этого, не веря, что именно эти слова исходят из ее рта. До этого она говорила об этом только с родителями, бабушкой и терапевтом.
– Давай, – ответил Уолтер.
(Черт. Шелби очень надеялась, что не пожалеет об этом.)
– Ну, летом перед моим поступлением моя Биби взяла меня с собой в Индию…
– Стоп, что такое биби?
– Прости. Биби – это мама моего отца. Она индуска, отсюда и поездка в Индию.
– А. Хорошо. Продолжай.
– Вся поездка была тяжелой, потому что до этого я не встречала настоящую бедность, – продолжила Шелби. – Первую неделю мы провели в Бенгалуру, и то, что я могла видеть трущобы из окна нашего комфортабельного отеля, никак не укладывалось в моей голове. Одно окно выходило на сияющие здания, моллы для туристов и на новенькие машины. А другое на ряды хибар с проржавевшими крышами. И я знала, что в них живут люди, которым не хватает на еду.
– Ох, – смог ответить Уолтер. – Это… мне сложно такое вообразить.
– В конце пребывания мы поехали к Тадж-Махалу, но такая концентрация бедности вокруг заставляла меня думать только о том, что самое посещаемое место в стране буквально является дворцом смерти, – проговорила она. – Когда мы вернулись в многомиллионный особняк моих родителей в Лос-Анджелесе, после перелета первым классом и встречи личным водителем семьи на «Мерседесе» за двести тысяч долларов меня буквально тошнило. Это был мой первый кризис веры. Я подумала, что если Бог – в которого я верю, к слову, – любит всех одинаково, то почему у кого-то есть все, в то время как другие едва сводят концы с концами?
Уолтер промолчал. (Шелби и не ожидала от него ответа.)
– Нет смысла говорить, мне очень некомфортно разъезжать на люксовой иномарке, для которой я ничего не сделала, когда вокруг меня миллиарды людей, работающих на износ, которые едва ли зарабатывают больше 450 долларов в год.