Однако это нелегкая задача. Для ее реализации необходимо, как минимум, иметь представление о том, что такие расхождения существуют и требуют специального внимания. Для решения подобного рода задач даже созданы специальные дипломатические службы, которые готовят выезжающих за границу, знакомя их с теми особенностями менталитета и традиций, с которыми вновь прибывший неизбежно столкнется в своей повседневной работе. И это — свидетельство того, насколько существенно взаимопонимание обусловлено культурными (в широком смысле) стереотипами.
Таким образом, мы видим, что даже если не брать в расчет какие-то крайние варианты далеко отстоящих друг от друга традиций, мы все равно обнаруживаем, что оценка аргументации как достаточной, логичной, обоснованной зависит от стереотипов восприятия и мышления большинства представителей данного сообщества. Иначе говоря, то, какого типа аргументы мы будем склонны оценить как нормальные, стандартные, приемлемые, в значительной степени обусловлено теми особенностями восприятия, осмысления и изложения своих соображений, которые присущи большинству членов нашей культуры. Но это означает, что понятие “нормы” в аргументации если и может применяться, то весьма осторожно. Не всегда нарушение тех принципов, которых придерживается большинство членов сообщества в выстраивании и изложении своих соображений, свидетельствует о нелогичности или мыслительной неполноценности того, кто — в силу тех или иных причин — прибегает к каким-то непривычным формам аргументации.
Вот эти “непривычные”, нестандартные формы обоснования собственных поступков, решений, намерений я и называю девиантными, т.е. отклоняющимися. Я склонна согласиться с К.Леви-Строссом, утверждавшим, что не существует плохого и хорошего мышления, есть разные типы осмысливаемой реальности. Точно так же и применительно к теории аргументации: нет правомерной или неправомерной аргументации{175}, есть разные типы внутренней реальности, с осмыслением и изложением которой имеет дело каждый конкретный человек. Просто эволюционно сложилось так, что большинству представителей одного и того же сообщества присущи сходные формы восприятия и репрезентации информации, а это означает, что они имеют дело с близкими (не по содержанию, а по основным формам упорядочения) вариантами внутренней реальности. В этих условиях аргументы, которыми они будут склонны воспользоваться для изложения своих соображений, тоже будут достаточно близкими по структуре.
Но всегда ли мы можем сказать, что человек неразумен, что его аргументация неправильная, если она отклоняется от неких достаточно расплывчатых стандартов привычных способов аргументирования, к которым скорее всего были бы склонны прибегнуть и мы сами?{176}
В плане ответа на этот вопрос мне кажется очень привлекательной позиция основоположников теории нейролингвистического программирования Р.Бендлера и Дж.Гриндера{177}, полагавших, что человек может быть максимально рационален в своих действиях, даже если окружающим они кажутся глупыми, непонятными или бессмысленными. Просто дело в том, что другие люди могут видеть иной набор вариантов поведения в проблемной ситуации, чем это доступно данному конкретному человеку. Он, в силу тех или иных причин (неосознаваемые установки, искажения личности, особенности ведущей репрезентативной системы), основывается на одном спектре значений, а окружающие — на другом. Но это не значит, что, совершая, с нашей точки зрения, нелепые поступки, человек не рационален. Это всего лишь означает, что в его внутренней реальности отсутствуют те варианты репрезентации ситуации, которые в принципе возможны и которые есть в нашей внутренней картине мира. Таким образом, его поступок, хотя и выглядит нелепо в глазах других людей, может быть рациональным, если судить о нем в соотнесенности с жизненным миром данного индивида. Более того, он может оказаться наилучшим выбором в той ситуации, которая доступна его внутреннему пониманию, внутреннему взору. Точнее было бы сказать, наилучшим из альтернатив, существующих в его внутренней картине мира.