– Ну, вы, наверное, еще лаяли перед сексом, если были такой безупречной домашней собачкой? – спросил он.
– Нет, я не лаяла, – ответила она. – Я молча отдавалась, хотя мне это не приносило радости.
– А надо было лаять, возможно, это уберегло бы ваш брак.
– Я не лаяла – я выла в одиночестве!
– И какую новую плиту вы сейчас подбираете для себя? Сколько тонн вам нужно теперь? – спросил он.
В любви ей нравилось, когда муж просто лежал на ней, придавив немалым весом. Дышать становилось трудно, но ощущать тяжесть мужчины на себе – какое-то особенное удовольствие, наверное, исключительно женское. Часто ей не хотелось ни отношений, ни любви, ни секса, а только чтобы кто-нибудь с пьянящим мужским запахом пришел и раздавил ее своим телом, молча лежал до тех пор, когда дышать станет невозможно. Она представляла, как станет синеть, задохнется и умрет. Либо решит жить, и последним усилием столкнет пропитанное феромонами мужское бревно…
– А вы что ищете? Вам кто нужен?.. Кто нужен вам?
В первых разговорах, когда женщины давали телефон и писали в окне сообщений сайта знакомств – «звоните прямо сейчас», этот вопрос был самый мучительный для Александра Ароновича Васильева. На него не было внятного ответа. Но в перестановке слов «вам КТО нужен и кто нужен ВАМ» ему чудился различный смысл.
– Я ищу близость.
– Какую? – спросила она. – Физическую?
– Вы бросите трубку, если я скажу – физическую?
– Это, по крайней мере, будет честно.
– Физическую и духовную.
– Про духовную вы сказали специально, чтобы выглядеть пристойно. Когда люди знакомятся, они…
– …тогда что? – прервал он. – Близость – это расстояние между моими и твоими словами, это языковая дистанция. И все.
Он это произнес, будто прочитал на телесуфлере, и продолжил:
– Вы сказали, что «отдавались и это не приносило радости». Радости или разрядки?
– Будем разбирать мою жизнь? Или вашу?
– Мне все равно. Можно вообще об этом не говорить.
– Слушайте, я же на городском телефоне, а вы по мобильному – вам недорого будет об этом слушать? Мне перезвонить на городской?
– Это не имеет значения, тем более что у меня его нет. Не будем прерываться. И так – радость или разрядка?
– Вы хотите узнать – испытывала ли я с мужем оргазм? Не беспокойтесь – испытывала. У меня с этим все в порядке.
Татьяне не хотелось говорить правду: интимная жизнь не складывалась. Сначала он старался, был заботливый, иногда неуклюже нежный, но его кожа, его густые волосы на груди, чем-то походившие на шелк, красивый, прохладный, но холодный даже для глаз, не говоря уже о том, чтобы просто захотелось провести рукой… И еще запах. С годами он поменялся. Вначале молодой, легкий, но и тогда почему-то чужой, потом это ощущение стало основным – ощущение не твоей ткани. Словно в магазине – расцветка нравилась, а на ощупь – нет. Но в двадцать четыре года – разве понятно, как это важно?!
Она специально ввернула словцо, которого всегда стеснялась, – оргазм, пусть он почувствует ее раскрепощенность – смешно теперь притворяться в сорок-то с лишним лет.
Васильев догадался, что с «оргазмом» она спустилась на ступеньку вниз с женского, якобы таинственного пьедестала, и вспомнил, как давным-давно, в молодости, у него были короткие отношения с высокой, полной женщиной-прокурором, старше его лет на пятнадцать. Теперь он забыл и ее лицо, и имя, но буквально до деталей помнил комнату в Питере, тогда еще Ленинграде, где они неделю в белесые ночи искали окончание их встреч. Она – долго, и по-учительски занудливо, объясняла ему, что он должен сделать, чтобы он или оно наступило, где провести рукой, какое слово шепнуть на ушко, и еще про смену ритма… Без юмора она зачитывала техрегламент, подробно останавливаясь на каждом пункте, будто Васильева, как паренька из ПТУ, прислали к ней на стажировку, в самую первую комнату по коридору огромной питерской коммунальной квартиры. Незаметно прошмыгнув от входной двери, он сразу же попадал на урок и строго всему следовал, по молодости полагая, что потом это пригодится. Тогда его удивляло: насколько у мужиков яснее – прощаясь, прокурорша точно знает, что он получил, он – в полном неведении. Теперь ему стало понятно: каждая женщина – новая территория, обнесенная собственным забором.
– Что вы замолчали, Саш? Вас что-то беспокоит?
– Я думал, сейчас вы будете продолжать рассказывать. Я только жду. Кстати, Таня, а как ваша фамилия?