— Клянусь чучелом Большой Медведицы, мне это нравится! — категорично сказала Дзинтара, выразив общее настроение присутствующих энтузиастов и романтиков.
Ах, молодёжь, молодёжь…
Билл шёл и волновался.
Беда в том, что Билл на самом деле был подростком Билли, лет пятнадцати, который залез в тело двадцатидвухлетнего крупного мужчины, Вильяма, и нервничал, что его разоблачат настоящие взрослые.
Из-за этого нервничанья Билли-Билл-Вильям МакБерин часто злился на самого себя. Но мало что мог поделать — тревожное ощущение незаконного детского «я» часто наваливалось на него при общении с другими, более взрослыми и, очевидно, более умными людьми.
Наедине с собой ему было вполне комфортно. И среди любимых биомолекул ему нравилось — у него было хорошее воображение, и он любил переводить математические символы и уравнения в зрительные интуитивные образы. Он привык к своему миру изогнуто-решетчатых аминокислот, пружинящих химических связей и колюче-торчащих гидроксильных оснований. Логика скручивания нуклеотидной цепи в двойную спираль ДНК или поэтапного сложения аминокислотной последовательности в сверхсложный клубок белка, превращалась для юноши в очевидную геометрическую неизбежность. В цветную и трёхмерную.
Но столь странный способ восприятия биологических процессов вызывал недоумение университетских профессоров. Они были уверенно снисходительны, говорили на умопомрачительном жаргоне, козыряли легендарными именами. Билл чувствовал себя рядом с ними вечным дилетантом, который пытается в песочнице построить синхрофазотрон. Попытки Билла осмысливать математические геномодели вульгарными нестрогими картинками лишь смешили преподавателей.
Когда студентам предложили сдать научные работы для публикации в ежегодном факультетском сборнике, то Билл принёс свою работу, в которой высказывал идеи, зрительно-интуитивно понятные ему, но которые он не смог сформулировать на языке математической квантохимии.
Его профессор долго кривился на его трёхстраничные голословные рассуждения, потом спросил со слабой надеждой:
— А ещё что-нибудь у вас есть?
И получил в ответ отрицательное мычание от испуганного пятнадцатилетнего юнца, который трясся в шестифутовом теле Вильяма, почти выпускника университета, с трудом управляющего своими коленками. Билли был уверен, что сейчас его маскировку раскроют, вытащат наружу, визжащего и плачущего, выбросят из университета и скажут, чтобы больше не занимал время серьёзных людей, до которых ему никогда не дотянуться своей маленькой нестандартной головой.
Профессор долго ворчал, что уровень нынешних студентов пошёл никуда не годный, что раньше бы за такую болтовню даже первокурснику по шее дали бы…
— Ладно, — махнул он рукой на Билла, свесившего голову до пояса, — сунем вашу статью в сборник последней — всё равно эти сборники никто до конца не дочитывает…
Билл потом долго переживал — ну почему, почему он не может как все, составлять лагранжианы для нежных, бесконечно-малых колебаний молекул, решать строгие уравнения для кванто-механических волн, плещущих среди потенциальных стен? Вернее, писать формулы он может, но не видит за ними привычных молекул, смертельно скучает по цветным картинкам своего буйного воображения и оказывается малоспособным к розыску нужных математических решений…
Надо взрослеть и заставлять себя быть как все!
Когда он попробовал поделиться своими проблемами с отцом, то тот, не особенно поняв сына, сразу заявил, что беспокоиться не о чем — у него достаточно связей, чтобы устроить Вильяма после университета в отличную биохимическую лабораторию, где его научат всему, что потребуется.
— Вам преподают слишком многое, не дают углубиться, — высказал отец любимую мысль. — Вот получишь конкретную задачу и быстро наберёшь нужную квалификацию.
И сам Билл, и неуверенный юнец Билли не разделяли оптимизм отца. Наоборот — перспектива попасть в серьёзное научное учреждение, где с Билла-Билли будет спрос как с настоящего сотрудника — сильно пугала. В любом институте с его дилетантством живо разберутся и будут смеяться все хором! Ему иногда снилось, как он выступает перед собранием учёных и внезапно обнаруживает полное отсутствие штанов.
Билла посещала испуганная мысль о необходимости найти себе работу по плечу — культуры в пробирки высеивать, анализировать штаммы на стандартных микроскопах — что-нибудь рутинное, доступное даже странноголовым.
Но он слабовольно ничего не предпринимал для поиска работы попроще — у него было слишком много учебных хлопот. Например, он ломал голову над темой дипломной работы, которую будет не стыдно защищать перед учёным советом кафедры.
Неожиданно ему пришло приглашение встретиться с хэдхантером, ищущим молодых специалистов в биотехнологические компании Луны.
Билли по-детски взволновался, а Билл долго думал — идти или нет. Но расспросил друзей, узнал, что такие встречи на последнем курсе не редкость и решил сходить и узнать, что предлагают ему подобным. Может, найдётся местечко поспокойнее?
Билл нервничал, идя на встречу и притворяясь Вильямом в пиджаке и галстуке, но будучи на самом деле неуверенным Билли. А вдруг там начнут задавать вопросы, на которые он не сможет ответить? В учёбе он вовсе не блистал и баллами похвастаться перед вербовщиком не мог.
Место для встречи показалось ему странноватым — в ресторане на центральной улице Луна-Сити.
«Наверное, это такой психологический трюк — за едой люди расслабляются и легче идут на соглашение…»
Он нашёл указанный ресторан и удивился — шикарный какой! Билл назвал себя распорядителю на входе. Тот быстро глянул на экран и провёл юношу на второй этаж, где были только отдельные кабинеты. Этаж был пуст, лишь двое неброско одетых парней сидели в креслах.
Распорядитель открыл дверь как раз того кабинета, возле которого расположились парни, и пригласил Билла.
Тот покосился на людей у двери — они ответили ему настороженными взглядами — и вошёл в небольшую комнату с круглым столом.
Распорядитель остался в коридоре, и Билл услышал, как за его спиной дверь плотно закрывается.
За столом сидела девушка с пышными чёрными волосами и огромными радужными очками.
Она встала ему навстречу, поздоровалась, не называя своего имени и пригласила его за стол.
— Какую компанию вы представляете? — спросили хором заинтригованные Билл, Билли и Вильям.
Девушка вздохнула, сняла очки и стянула парик.
— Королева Гринвич! — воскликнула поражённая троица.
— Я представляю саму себя, — сказала она, — или, если угодно, свой научный Гринвич-Центр.
Юноша взволновался ещё больше. Он много слышал про королеву — и хорошего, и плохого, и не знал, что ждать от этой встречи.
— Зачем вы прячетесь? — спросил он.
— Давайте поедим, — сказала девушка, — и я вам всё объясню.
Юноша оглянулся и увидел, что на соседнем столе уже стоят несколько блюд с закусками и горячим.
Билл собираясь с мыслями, подошёл к столу, взял пару тарелок и вернулся.
— Если что-то ещё хотите, то заказывайте, — предложила королева.
— Спасибо, меня всё устраивает… — сказал он рассеянно, пытаясь собрать вместе мысли, которые дружно бросили работать и с жужжанием носились между стенками черепа. Билли тоже не знал, что делать — сбежать от могущественной королевы, или остаться и поболтать с симпатичной сверстницей.