— Ты очень красивая и добрая, Элиза, — сказал медленно юноша. — Но мне уже ничем не помочь, я развалился на куски, и их не склеить. Не возись со старой сломанной игрушкой. Постарайся найти себе новую… — и он потянулся к кнопке выключения экрана.
— Джерри, постой! — пронзительно крикнула Элиза. — Не хочешь ехать ко мне — съезди к Хао в Бостон. Я говорила с ним, он тоже волнуется и приглашает тебя в гости. И я могу туда приехать.
Джерри молча и отрицательно покачал головой.
— Пожалуйста, Джерри, ну пожалуйста! Никки — лживая змея! Освободись от неё… не мучай себя… и меня…
Элиза не выдержала и стремительно разревелась.
— Приезжай… я тоже умираю тут… мне так плохо, Джерри… О, если бы ты только знал, как мне плохо… — Элиза уронила голову на руки. Тело девушки сотрясалось от жестоких рыданий.
Растерянный Джерри совершенно не знал, что предпринять.
В комнату Элизы ворвался высокий мужчина с встревоженным лицом, а за ним — красивая рыжеволосая женщина.
— Лиза, Лиза! — закричала она и схватила дочь за плечи. — Звони врачу, Анри! Быстрее!
Девушка, не переставая истерически рыдать, прижалась к матери. Отец Элизы сказал несколько быстрых слов в т-фон, подошёл к монитору и посмотрел с ненавистью на Джерри:
— Какая же ты жестокая бессердечная скотина!
И смахнул экран на пол.
Юноша сидел перед серым экраном и чувствовал себя вдвойне плохо, хотя ещё вчера казалось, что хуже уже быть не может.
«Всё, всё наперекосяк… — в отчаянии думал он. — Или я делаю глупость? Брак по расчёту… в старинных романтических книгах — это зло, в современных психоруководствах — благо… Вот Никки строит свою жизнь расчётливо… — дорогое имя отозвалось болью. — Никки я только мешаю, а бедной Элизе нужна моя помощь… Она тоже совсем развалилась…»
«Чем ты ей поможешь? — спросил трезвый, как бритва, голос. — Ты — ходячий труп, от тебя несёт холодом и тлением. Никого согреть или обрадовать ты уже не способен…»
— Что ж… трупы надо куда-нибудь закапывать, чтобы они не отравляли воздух! — сказал Джерри и решительно встал, уронив стул.
Через полчаса он остановился на пороге разорённой комнаты, где прожил два незабываемых года, и окинул взором опустевшие стены.
Попрощался. Он больше никогда не вернётся в Колледж.
Вскинул на плечо дорожную сумку и вышел в коридор, оставив дверь нараспашку. Сквозняк зашелестел разбросанной на полу смятой бумагой.
Фотографий среди мусора не было.
Открытая дверь брошенной комнаты резала сердце и глаза. Под ногами хрустел мелкий пластик и бумажное рваньё.
— Он улетел двадцать минут назад.
— Куда?
— Не знаю.
— Запроси диспетчерскую службу такси!
— Джерри не преступник и не ребёнок. Он имеет право на свободу передвижения и на личную инфобезопасность. Никто не даст мне сведения о его передвижениях.
— Неужели я опоздала?
— Если он захотел уехать, ты должна уважать его право на выбор.
— Неужели я опоздала…
— Да.
Глава 23. Вечная история
Океан никогда не успокаивается. Он всегда взволнован или взбешён.
Но, шумный, океан никогда не раздражает своим гулом.
Людской шум невыносим.
Оказалось, что Джерри не может находиться среди людей. Они жутко досаждали ему дурацким смехом, бесконечными разговорами и глупыми взаимоотношениями. Пребывание в толпе превратилось для него в пытку. Ожидание орбитального челнока в набитом Луна-порте. Многочасовой полёт к Земле на экспрессе, переполненном словоохотливыми соседями. Экспресс называется! — каждый час делал промежуточную остановку. Долгое сидение в шумном Геостационар-Сити в ожидании вирджинского шаттла.
Сколько можно болтать по т-фонам? Как люди ухитряются хихикать над такими идиотскими шутками? И как только микросхемы и само пространство выносят такую чушь? Чему все вокруг так радуются?
К сожалению, Джерри узнал, что и тишина для него непереносима. Она подводно давила и заставляла болезненно вслушиваться в любые звуки — в тщетной попытке отвлечься от мучительных внутренних голосов.
Выйдя из прохладного здания Ричмондского космодрома в затхлую тротуарную жару, влажным горячим языком лизнувшую лицо, юноша равнодушно скользнул взглядом по пёстрой толпе туристов, сел в такси и скомандовал:
— Взлёт! Курс на океан, потом на север, вдоль побережья.
Не стал задавать адреса — он его и не знал, а просто летел вдоль белой пенной кромки Атлантического океана, пока не увидел внизу знакомые места.
Такси высадило Джерри на острове Ассатиг, на раскалённой полуденным солнцем стоянке у сервис-центра, построенного в стиле древней фактории. Воспоминания о счастливом времени, проведённом здесь с родителями, тяжело навалились на Джерри. Кредитные карточки куда-то делись. Юноша вяло поискал в карманах и нашёл в старой куртке несколько бумажных купюр. Вызвал недоумённые взгляды и недовольство, но расплатился неудобными деньгами за такси и за походный комплект — палатку с пикник-кейсом. Потом выбросил т-фон в солёную илистую лужу.
Хватит с него душераздирающих звонков.
Несколько часов Джерри шёл по пляжу длинного острова-заповедника, отдыхая в шумном безмолвии и не замечая августовской жары. Он шагал босиком по прибойному краю земли, по лучшей во вселенной тропе для бродяг — по прочному и ровному песку, старательно выглаженному ворчливым океаном.
Неожиданная волна захлестнула ноги и мятую одежду, дружелюбно подарив отдых от зноя. Вдруг юноша отчётливо услышал слова, сказанные знакомым задумчивым голосом: «Странные вы, люди. Здороваетесь за руки, а ведь гораздо веселее при встрече гладить друг друга по голове… не купаетесь звёздной ночью, не носите приятную мокрую одежду и не целуете тех, кого вам очень хочется поцеловать.»
Он резко остановился и вскинул голову. На дневном небе висел бледный серп Луны. Там живёт его астровитянка. Его? Трезвый голос, мучивший его последние дни, ядовито сказал:
«Очнись, ведь ты уже вернулся с небес на землю.»
Джерри не пошёл дальше, а поставил светло-серую палатку возле песчаного холма того же оттенка. За прибрежной дюной начинались низкие корявые сосны и непролазные вечнозелёные кустарники с мясистыми листьями. Дальше дрожала в тёплом мареве болотистая низина, поросшая камышами, и блестел мелкий пролив, отделяющий остров от материка.
Пикник-кейс опреснял воду и содержал запас концентратов на три недели. И даже имел небольшой кондиционер. Для Джерри началась новая жизнь с двумя основными и важными делами. Во-первых, он слушал успокаивающий басовитый рокот океана и дышал певучим солёным бризом. Во-вторых, он любовался на Никки. Её помолвка была главным событием августовской светской жизни, и телевидение не прекращало обсуждать эту новость.
Оказалось, что Джерри не мог видеть лицо Никки в записи — лживые тени прошлого наводили на него глубочайшую тоску, словно он смотрел на мёртвого человека.
Ещё одно отклонение от нормы, ещё одна душевная патология.
Он воспринимал Никки живым, реальным человеком, только когда она появлялась в прямом эфире. Тогда юноша приникал к экрану и жадно вглядывался в её лицо — странное лицо девушки с хрустальными волосами, без которого жизнь превратилась в пустоту.
Джерри будто пил холодную воду после длинного перехода в пустыне: ловил малейшие оттенки настроения Никки, с болезненным интересом смотрел, что она делает, куда идёт, что говорит. Люди, окружающие Никки, и даже её жених — красивый и рослый принц Айван — его зауженного внимания не затрагивали.
К сожалению, прямые трансляции случались редко и были непродолжительными. Когда лаптоп издавал громкий сигнал, Джерри стрелой мчался к экрану. Когда монитор выключался, юноша тоже угасал и долго сидел на песке, слушая сочувствующий океан и часто трогая золотистый кристалл на шнурке, висящий на шее.
Джерри подружился с крупным песчаным крабом из норы рядом с палаткой и частенько с ним беседовал, жалуясь на жизнь. Краб внимательно слушал, часто и сочувственно протирая глаза. В остальном краб был застенчив, не словоохотлив, и ничем не выказывал приязни к новому другу. Но Джерри подкладывал к его норе кусочки еды, и краб всегда принимал приятельское угощение. У врага он не взял бы, верно?