Особе внимание в последнее десятилетие вызвало изучение современных медиа и журналистики в Бразилии, России, Индии, Китае и Южной Африке, что привело к сравнительному исследованию медиасистем БРИКС в монографии «Изучение СМИ стран БРИКС» (Media Systems in Flux: The Challenge of the BRICS Countries) (Nordenstreng, Thussu (eds.), 2015). Проведенное в книге разностороннее исследование медиаландшафтов пяти стран, отличающихся динамичными и быстрорастущими рынками, позволило не только сравнить медиасистемы государств — членов БРИКС, но и объединить методологии научных школ из этих стран, которые довольно далеки друг от друга.
Несмотря на приобретенную во второй половине XX в. популярность, концепция медиасистемы постоянно подвергалась критике, прежде всего за статичность структурно-функционального подхода, лежащего в ее основе (Hardy, 2012), а также за слишком узкий, устаревший фокус анализа медиа, связанный с национальным государством, на которое большое воздействие на рубеже XX–XXI вв. оказывали процессы медиаглобализации, неолиберального дерегулирования и цифровизации СМИ (Lee, Jin, 2018; Flew, 2018). Много критических аргументов высказывалось в адрес сторонников школы из-за нечеткости и недостаточности используемых для описания медиасистем переменных (Humphreys, 2011). У исследователей также вызывало вопросы и то обстоятельство, что приоритет в исследованиях отдавался анализу составных частей медиасистем — печатных периодических изданий, аудиовизуальных СМИ, информационных агентств — и созданию на этой основе различных типологий, а не изучению процессов взаимодействия медиа, отдельных их видов с социальными институциями — рынком, политическими партиями, законодательством, журналистикой (Flew, Waisbord, 2015: 623).
Перечень критических замечаний может быть продолжен, однако следует подчеркнуть: как бы медиаисследователи ни критиковали понятие «медиасистема», они все же соглашаются, что и само понятие, и связанная с ним школа изучения медиа превратились к настоящему моменту в одно из наиболее влиятельных направлений в медиаисследованиях.
Исторически направленный на страны Западной Европы и Северной Америки фокус внимания школы изучения медиасистем в последние десятилетия сместился — география исследований расширилась за счет переноса субъектов исследования в страны Азии, Африки, Латинской Америки (Curran, Park (eds.), 2000; Thussu (ed.) 2009). После крушения социалистической системы в Европе, приведшей к последующей трансформации моделей СМИ в странах Восточной Европы и бывшего СССР, начался новый этап изучения медиасистем (Dobek-Ostrowska, Glowacki, Jakubowicz, Sukosd (eds.), 2010; Voltmer, 2013). На примере СМИ стран этого региона не только подтвердилась установленная в теории медиа тесная связь политики и СМИ, политической системы и медиа (Engesser, Franzetti, 2011), но и была выявлена тесная (взаимо) зависимость медиасистемы и национального государства, СМИ и национальной (моно- или многонациональной в зависимости от государства) культуры конкретной страны в новых условиях социального перехода. Именно последняя форма взаимозависимости, по мнению Т. Рантанен, часто исключалась из сравнительного анализа, поэтому концепция медиасистемы, широко используемая, но интерпретируемая догматически или некритически, нуждается сегодня в актуализации, причем с учетом не только разработки новой теории и ее операционализации, но и на основе новой эмпирики и ее интерпретации (Rantanen, 2013: 272).
Исторические и культурные корни, противостоящие процессу глобализации и неолиберальному повороту в мировой экономике, с одной стороны, превратили национальные медиасистемы в интересные узлы общественных противоречий (Dawes, Flew, 2016). С другой стороны, медиасистемы предложили важную эмпирическую основу для сравнительных академических исследований, для выявления общего и особенного в публичных медиатизированных коммуникациях и, более того, в современном обществе.
Несмотря на значимость понятия «медиасистема», на его достаточно давнее присутствие в академическом дискурсе, среди исследователей сохраняется определенное неудовлетворение самим термином. Поэтому и возникают разные его «субституты» — медиасфера (media landscape), медиапространство (media space), медиасреда (mediascape). В концептуальной статье «Сохраняющееся значение национальных медисистем в контексте медиаглобализации» (Flew, Vaisbord, 2015) Т. Флю и С. Вайсборд предложили квалифицированную защиту того, почему концепция «медиасистема» остается уместным и полезным аналитическим инструментом в сравнительных исследованиях СМИ и медиаполитике, даже если признать справедливой критику школы функционалистов, а также такие обстоятельства, как важность глобализации, специфика конкретных институциональных форм медиа, стабильность медиапрактик. Исследователи пишут: «Медиасистема — это концептуальная конструкция, которая рассматривает комплекс структур и их динамику таким образом, что позволяет систематически изучать медиа, политику и стратегию» (Там же: 623).