Стало грустно. Но ненадолго: время и дела понеслись, как угорелые. Инструкторы сменяли один другого, перепроверяя и прогнозируя поведение и ответы "президента" на вероятные и невероятные вопросы и стечение различных обстоятельств. Некоторые из депутатов были не без странностей, хотя их "выбирали" тщательно. Но попав на благодатные места и вкусив невиданных благ, они раскрылись помыслами в полную силу, и их понесло... помимо воли и соображения. Вот она судьба-плутовка - что хочет, то и вытворяет, ещё и среда обитания поддакивает.
На удивление, встреча с депутатами прошла не утомительно и просто, при явном доминировании "президента". Покочевряжились для пиара, пошумели, посмеялись и разошлись каждый, с чем пришел. Серьёзных вопросов никто не поднимал: попробовали бы только испортить настроение "президенту". Даже самый недалекий из депутатов понял, что сейчас лучше промолчать, чем после расхлебывать... "Президент" тоже предпочитал поверхностный разговор предпочтительней разбирательств в запутанных законодательных дебрях, вопросам о трясущейся в лихоманке экономике и анализу разбалансированных финансов страны. В этих трущобах не только черт ногу сломал, но и баба Яга зубы потеряла. Так, что все прошло замечательно, можно сказать, душевно.
Только перед сном, лежа в постели, Николая настигли прежние размышления: "На его месте должен был быть я. Нам Мойры подменили судьбы..." И ему стало одиноко и тоскливо от того, что больше никогда ему не встретиться с Двойничком - он даже не знал, как его зовут - прошел человек по жизни рядом и исчез. "А через семьдесят лет на земле почти никого не останется из нынешних семи с половиной миллиардов человек..." - мелькнула к чему-то в голове мысль, смыкая ему веки, и понеслось всё в темную, мягкую неизвестность.
* * *
Второй раз в жизни шаровая молния посетила обитель Николая, что в человеческой жизни практически исключено, не считая уверений в подобном разных сомнительных личностей, предлагающих принять на веру диковинные обстоятельства встреч с загадочной посланницей.
Удивительным было то, что таинственное внутреннее чувство настаивало, что это та самая молния, навестившая Николая в юности. Она была тех же размеров и формы, действуя с той же самоуверенностью, что и прежняя, явилась через приоткрытое окно и ни здрасте вам, взялась за обследование помещения. А после замерла в метре от лица хозяина, и уставилась, как в невесть что.
Николая, не к месту, разобрал истерический смех. Его трясло и подергивало. Но совершенно невероятной оказалась реакция молнии на такое поведение: она начала вибрировать и трястись, как телега на мостовой, и тоже, пожалуй, от смеха. Двойник президента размыслил, что ему это привиделось, задержал дыхание и замер: молния продолжала плескаться в эмоциях радости, насколько можно было предположить.
"О, так она ко мне благоволит - значит, ещё поживем..."
Молния перестала вибрировать, залетела за шкаф (хотя размеры не позволяли ей туда проникнуть - видно, плевать она хотела на наши законы) и тем скрыла своё присутствие.
Николай стоял, замерев, в ожидании появлении незваной гостьи. Он был уверен, что она должна обязательно удалиться через окно. Сколько времени прошло, и шло ли оно вообще, неизвестно, но, в конце концов, хозяин апартаментов не выдержал соблазна и полез искать пришелицу за шкафом. В его голове при этом была весьма простая мысль: "Может, ей помощь нужна?"
За шкафом ничего не было, даже пыли. Наверно, "она" вытерла. Про обслуживающий персонал Николай как-то не подумал. "И что она этим хочет сказать? Что я брежу? Что её нет, а я сплю? Какой тут сон или бред, когда только что вошел посыльный и вручил документы на задание и инструктаж. Вот я их держу в руке и мну. И завтра утром они никуда не исчезнут, как бы мне и ещё кое-кому ни хотелось..."
В голове крутилась одна и та же музыкальная фраза: "Что наша жизнь? - игра...", - без продолжения и мелодии. И сколько ни мудри, ни выгадывай, ни хитри, а всё сложится не по-твоему, а по замыслу этой дурацкой фразы, как высоко в небо ни удалось бы тебе пробраться в стремлении покорить "то, не знаю что".
* * *
Кудрявая болонка подбежала к скамейке в общественном сквере, и привычно, опершись задней ногой на удобную опору, справила нужду, облегчив тело и подняв настроение. Собачка тявкнула от удовольствия, чем насторожила двух мужчин оккупировавших скамейку для важного разговора. Разговор не мог быть не важным, так как внешний вид собеседников не располагал к мысли о случайной встрече, чего, по-видимому, им очень хотелось. Скорее всего, их тактический ход оказался неверным.
Один был в объемном кучерявом парике (никто бы не сказал об этом, но все бы так подумали), спадавшем густыми кучеряшками-бакенбардами к самым губам. В странном котелке на голове, в удлиненном сюртуке и с тростью: а-ля Пушкин - ни дать, ни взять. Похоже, его маскировка была не случайна, а схожесть с известной личностью была продуманной умышленностью, чтобы в случае нежелательного развития событий, свидетели, как один сослались бы на Пушкина.
Этой самой тростью, он слегка поддел болонку под зад и заслужил её уничижительный взгляд.
Что скрывалось за окладистой бородой, пышными усами и большими темными очками второго собеседника, одному богу было известно. Его кепка с козырьком не оставляла никакой надежды рассмотреть на лице хоть один клаптик кожи, выдать хоть одну примету физиономии.
- Мне нужна качественная работа, без каких-либо последствий. Надежность исполнения заказа должна быть гарантирована безусловно... - тихо произнес Борода.
- Двести тысяч, и вам не о чем беспокоиться. И, конечно же, полная информация: фото объекта, привычки, особые приметы, срок исполнения, места пребывания, - Пушкин надвинул котелок на глаза.
Борода небрежно положил на скамейку фотографию. Пушкин непринужденно взял её в руку и, мельком взглянув, тут же произнес:
- Расценки для данной категории объектов совершенно иные. Два миллиона...
- Это не совсем то, что вы думаете... просто внешняя схожесть и больше ничего.
- Два миллиона и плюс двести тысяч за охрану стрелка, - в голосе Пушкина чувствовалась гранитная твердость могил.
- Хорошо, два миллиона за схожесть объекта с известной личностью, согласен... Но почему я должен платить ещё двести тысяч за охрану исполнителя заказа? Где такое видано?
- У нас такие правила. Не нравится, обратитесь в другую фирму.
Борода громко проглотил слюну и попытался предъявить свои доводы:
- Мне абсолютно не понятна логика ваших финансовых начислений. Статья расходов, которую вы только что озвучили, прошу прощения, не лезет ни в какие ворота.
- Для исполнения вашего заказа будет задействован лучший наш сотрудник, потеря которого нам будет стоить недостачи серьезных денег. Если вы ликвидируете его после выполнения задания, я лишаюсь перспективной прибыли в будущем. Можете, конечно, не платить за охрану стрелка, но тогда стоимость заказа возрастает до трех миллионов. Но должен вас предупредить - хороший исполнитель в любом случае принимает меры по своей безопасности в ходе выполнения заказа.
- Есть над чем подумать...
- Думайте, это не запрещено. Но в вашем случае лучше переплатить, чем недоплатить. Я и так назначил сумму, как теперь понимаю, мизерную по отношению к рискам, связанным с исполнением вашей заявки. Но слово не воробей - выскочило, будь любезен выполняй. В нашей работе с этим очень жестко. Думаю, и в вашей тоже...
Пять минут собеседники сидели молча, наблюдая деревья, кудрявую болонку, её хозяйку, крикливых детей, бегающих по замысловатому маршруту и маленькую девочку, пристроившуюся в материнских руках, чтобы исправить нужду за деревом.
- Согласен, будь по-вашему... - сказал Борода после паузы.
- Согласны на какой вариант? - уточнил Пушкин.
- Три миллиона... - Борода тут же встал и, не прощаясь, ретировался.