* * *
Прошли сутки, вторые, третьи... с момента выезда Николая за пределы имения и странно закончившейся встречи президента с ветеранами труда. За это время ему ни разу не позвонили, не передали каких-либо инструкций, ни Филин, ни Тайник не попались на глаза. Всё как будто замерло. От такой неопределенности и бездеятельности тоска донимала ржавчиной меланхолии. Одна лишь искра горела в груди - воспоминания о самовольном отлучении, и нежные чувства, связанные с необычной, ласковой женщиной соприкоснувшейся с ним по жизни. В законсервированном положении оставалось жить только воспоминаниями о приятном, милом, родном, незабываемом...
На четвертый день пошел дождь: шквальный, с темными тучами и громом. Концентрация озона в воздухе увеличилась. "Сейчас что-то произойдет, - подумал исполняющий обязанности двойника президента, - или снова появится шаровая молния, или..." Неоконченную мысль оборвал звонок телефона. Мысль тут же забылась, а в трубке появился на удивление любезный голос Тайника. Николай пропустил любезности мимо себя, зная им цену, потому держал трубку на значительном расстоянии от уха. Суть звонка состояла в том, что ему предлагалось быть готовым к какой-то встрече через два часа. Что за встреча, с кем и по какому вопросу Тайник не стал излагать, а Николай привык не задавать лишних вопросов. Но осадок неизвестности в душе вынудил предполагать худший вариант: неужели его решили устранить?
Этот крайний вариант предположения, вынудил Николая обдумать защитные меры. Терять ему было нечего, и если предположение верно, то решил не идти, как овца на заклание, а оказать сопротивление. Пусть глупое, бессмысленное, но достойное человека: его любовь призывала не смиряться с судьбой и не только... В нем витал дух вечности, требующий не покоряться обстоятельствам.
Накануне встречи он одел светлый костюм с золотистым галстуком, лакированные бежевые туфли. Продумал, где он будет стоять, когда за ним придут, что будет держать в руках - трость, а рядом со второй рукой на столе будет находиться бронзовая статуэтка женщины, подающая общеизвестными деталями намеки, что она якобы Нефертити. Кресло с высокой спинкой он разместил немного впереди того, на котором сам собирался разместиться. Мысли выстраивали оборонительный сюжет.
Хоть и было оговорено, но звонок неприятно огорчил. По-прежнему шёл дождь. Небо надулось тучами. И снова непроницаемый голос Тайника в трубке сообщил, что через десять минут его посетят гости.
Ровно через указанное время в апартаменты занимаемые Николаем вошли четверо. Они не были похожи на киллеров, уж больно не подходящий возраст - троим под
шестьдесят, четвёртым был Тайник. К тому же, он вспомнил, что мельком встречался с ними по работе.
Напряженные мышцы расслабились, колени передернулись слабостью, перенапряжение ушло и тело расслабилось, потянуло растянуться в кресле.
Тайник представил вошедших, хоть Николай их знал, правда, косвенно, очень торжественно. Собрались люди способные только наименованием своих должностей повергнуть в обморок простого смертного. Первым был представлен госсекретарь. Маленький, полненький, со средним брюшком и большими отполированными залысинами, которые, похоже, всегда прилагались к подобным фигурам.
"Госсекретарь, как госсекретарь, - подумал двойник президента, почему его все боятся такого..."
Следующим был представлен министр Службы Безопасности. О, это был мужчина, относящийся к тем, которые нравятся женщинам. Одна нижняя бульдожья челюсть чего стоила... А были ещё бакенбарды, рост легкоатлета специализирующегося на прыжках в высоту. Ну и конечно, желудок, способный вместить небольшую овцу, - как без него быть государственному человеку. Короче, большой мужчина - желанный подарок дамам к празднику. Такой способен личным организмом такие ветра пустить, будь на то случай, что горазд и деревья к земле пригнуть, и дров немалых наломать. Витязь!..
А вот третий не задался внешностью: худощавый, сухощавый, лицо слегка оспинами побито, как у Сталина, в глазах - подземелье притаилось. Словом - министр внутренних дел собственной персоной.
Госсекретарь, не вставая с кресла, очень жестким голосом начал речь. Как обычно в разговоре с чиновниками, из первых слов понять, о чем будет разговор, не представлялось никакой возможности. Звучало что-то о том, что страну нельзя сотрясать отрицательными событиями, что она и так очень чахлая, хотя и гордая; что на нас косо смотрят и денег в долг не дают, что новые потрясения никак не желательны...
Николай слушал госсекретаря и никак не мог понять, к чему он клонит, а заодно - место прибывших персон в своей жизни. То, что не мог видеть он, должно быть, видели небеса. Слушая досужие рассуждения госсекретаря, Николай отвлёкся в мыслях, и его потянуло на поэзию, которую он любил, но не обладал стихотворными качествами. "Я вас хотел, но вам плевать. И я обиделся на вы..." - это всё, что мог выдать его "поэтический" ум. Относилось сие сомнительное стихотворчество к политике или к любви не мог сказать даже сам творец, - просто, речь госсекретаря навеяла.
- ...И поскольку, печальная участь постигла нашего горячо любимого президента, и та нелепая случайность, вырвавшая достойнейшего из наших рядов... когда он, выступая перед народом, невзначай оступился, что возымело роковые последствия, вынудило нас объединиться в принятии единственно верного решения. Это решение собрало вместе отцов нашего осиротевшего народа, с тем, чтобы принять беспримерно мудрое решение в этом прискорбном случае, и объявить, что должность президента республики отныне возлагается на вас. Данное решение считать совершенно секретным и не подлежащем разглашению, и повинно быть известным только лицам, присутствующим в этом зале. Почившего же президента упокоить со всеми подобающими почестями, но совершенно секретно...
Николаю не сразу открылся смысл сказанного, к тому же последняя фраза внесла недоразумение в его логическое понимание: как можно упокоить с подобающими почестями и при этом совершенно секретно? Мозг пробуксовывал...
И пока голова искала объяснение несоответствию, язык распорядился по-своему сложившимися обстоятельствами:
- Получается, что теперь я являюсь вашим президентом и отцом народа? Так надо понимать ваши слова?
Язык настолько опередил мысль, что виновник настоящей встречи, внезапно вздрогнул от такой дерзости выскочки и тут же прикусил его в наказание. Но тут со своим мнением вмешался внутренний голос: "За что наказывать праведника, ведь он же прав?" Тут уж взорвался мысленно бывший двойник президента: "Прозевал свое слово, так уж молчал бы... Сам разберусь". Внутренний голос был посрамлен и сник.
Он слышал свой голос, звучавший, как бы со стороны, и не мог понять: сон это, явь? Но присутствующие государственные мужи восприняли понимание вопроса с облегчением, как нечто давно ими обговоренное и принятое, лишь с одной небольшой загвоздкой - убедить оппонента согласиться на их предложение.
Николай начал вдумываться в озвученное своим же языком сообщение. Вдумался, представил, вообразил, задумался о цене столь лесного предложения. Ощущение было, словно его несло на санках с крутой горы по ступенькам: челюсть клацала непроизвольно, дыхание сперло, страх болтался где-то на плечах. "Мама! - сказал его внутренний голос. - Откажешься - прибьют, согласишься - изнасилуют, выпотрошат, а после хвалить будут, если под их дудку плясать будешь". Выход был только один - соглашаться. Чуда не произошло - он принял предложение со всей странностью неподатливой натуры: соскалил дурацкую улыбку, подергивая головой, налил полный стакан минеральной воды и выпил жадно, захлебываясь. Опустошенный стакан запустил крутиться волчком по столу. Стакан таки соскочил на пол и разбился. На него никто внимания не обратил. Стаканы, как люди - если соскакивают со своей колеи, то часто бьются...