Утро играло яркими красками, царапая глаз колючками света.
Трое мужчин, сидя в вестибюле отделения психиатрической больницы, прильнув головами друг к другу, проводили совещание, озираясь по сторонам сторожась недоброжелателей.
- Всё готово, - сказал стоматолог Вася, - всё предусмотрел для дела: объявляю готовность номер один, - и все тут же почувствовали гордость за участие в эксперименте мирового значения. - Сложность только в том, чтобы клиент прошёл в отделение. Для этого надо преодолеть сдерживающий фактор - дежурного медбрата на входе. Пропуском могут служить водка, деньги или колбаса.
- Ну, у вас тут и порядки, - возмутился Кислоух, - как в гестапо - без мзды шагу не ступишь. - Брыня, - обратился он к Алексею, - отрежь кусок колбасы от той, что Васе предназначалась. Отдашь медбрату - пусть подавится, сволочь. Стоит на пути операции мирового значения, и думает, что самый умный...
Сделали, как договорились. Медбрат получил кусок колбасы, понюхал её тщательно, и совершенно наглым голосом спросил:
- И всё?..
Брыня вынужден был достать из носка червонец, упакованный в заначку на чёрный день, и протянул со словами:
- Остальное после... - имея в виду: после получки.
Медбрат растолковал эту фразу на свой лад, вообразив, что "после" означает - при выходе посетителя из отделения, потому, оба остались довольны.
Алексей ожидал друга час, два, три. А на четвёртом часу отсутствия информации, подумал, что всё делается очень тщательно, операция не простая и может затянуться до утра. После оприходования такой мысли, он с чистой совестью отправился домой с гордо поднятой головой, как человек, справившийся с непосильной задачей: помог другу восстановить уверенность в завтрашнем дне.
Утром, проснувшись и потянувшись, Брыня вспомнил, что сегодня снова выходной и очень обрадовался. Медленно в голове прокрутились события вчерашнего дня, и сформировалась мысль, что надо бы проведать друга - как там всё вчера завершилось? Поди, уже орехи грызет...
К обеду он изготовился исполнить утреннюю мысль.
Игорь лежал на кровати и стонал, постоянно сплёвывая сгустки крови в пол-литровую банку. Изо рта у него торчал огромный ватный тампон.
Ну, что, как? Вырос зуб?
Игорь только постанывал в ответ. Брыня отважно разжал рот товарища, попридержал тампон и обследовал место операции. Кровяной сгусток был, и ещё какая-то бурда - зуба не было. "Понятно", - сказал он, и лицо его призадумалось.
Через час Алексей Брынюк был в отделении психиатрической больницы и слезно просил дежурного вызвать кровного брата Васю.
- И где зуб? - нахраписто спросил он, когда Василий вышел.
- Ты колбасы принёс? - в ответ осведомился кровный брат, и наставительно добавил: - Через сколько времени у грудных детей появляются зубы, ты никогда не интересовался?
- Нет, - честно признался Лёша.
- Вот то-то же, - обрадовался Вася своим преимуществом, - через восемь месяцев, а бывает и позже.
- Ты хочешь сказать, что надо так долго ждать, чтоб появился зуб?
- Да! Надо ждать девять месяцев, чтоб появился ребенок. А после ещё восемь, чтоб появились молочные зубы. Я смотрю, это для тебя неожиданная новость?
- Так бы сразу и предупредил. А я думал...
- Не надо думать, ждать надо и надеяться на успех. Это же тебе не аппендицит вырезать... Кстати, никому не надо?
Успокоенный, Алексей побрёл домой, веря, что время и Васины золотые руки вместе с головой принесут, в конце концов, нужный результат. Вот только жаль, что сначала молочный зуб вылезет - ним металлическую пробку пивной бутылки никак не открыть...
* * *
"Как выправить у проблемы начало, и как подобраться к её концу?" - кого не мучал этот переплёт своей загвоздкой; не мучал днём, не мучал ночью...
Мог ли подумать ещё вчера Николай, что он, двойник президента, станет ныне самым важным чиновником страны, главнокомандующим её вооруженными силами и распорядителем всего того, что на данной подчинённой территории жило, протекало, расположилось и валялось, - вынужден был откликаться на чужую фамилию, имя и отчество: Есентук Курил Кириллович. Он мирился с такой постановкой вопроса в должности двойника президента, согласившись на предложенное место. Но ныне, в должности президента... под чужой фамилией, именем... без шансов быть самим собой пожизненно - редкий актёр на такое бы согласился; разве что бездомный, незаангажированный, которому терять нечего...
"И вот я в роли такого актёра, играющего президента; без права чем-либо распоряжаться, принимать решения, жаловать или, напротив, разжаловать кого-либо или чего-либо без указаний зловещей "тройки", занёсшей над его головой ужасную секиру, одним махом готовую сменить его голову на другую. Президентом быть не возражаю (не имею такой вредности отказываться, если люди просят), а подчиняться, кому бы то ни было, не хочу - вот причина рожденной проблемы, - так рассуждал Николай, маршируя по личным апартаментам взад-перед, словно пилигрим в поисках ускользающей истины. Его разбирало зло: - Как можно что-либо делать, планировать, замышлять, если постоянно весит такая гадость над головой, да ещё руководят нею люди, для которых его голова - сущий пустяк. Но самым обидным было то, что номинально, по закону, всем должен распоряжаться он, президент: и чиновниками, и зловещей троицей, и всем скарбом страны - движимым, недвижимым, разворованным, и только готовящимся к таковому, при условии, что ни при каких обстоятельствах не откажется от факсимиле - Есентука Курила Кирилловича, избранного на всеобщих выборах неизвестно за какие заслуги".
Неизвестно, понятное дело, рядовым избирателям. А всем тем, кто организовывал выборы, восхвалял, рекламировал, вел подсчет голосов и объявлял победителя - дорожка героя была видна, прогнозируема и совершенно предсказуема, как то, что после светового дня наступит темнота ночи, в которой подсчитывать голоса, почему-то, считалось предпочтительней. Видно, впотьмах бюллетени претендентов ложились правильней в свои кучки и нужные цифры удачливей складывались.
Страсти продолжали бурлить в голове самозваного президента воздвигнутого на трон так искусно "святой троицей": госсекретарём, министрами службы безопасности и внутренних дел, которые толкались в его сновидениях, не давая спать. О, эти коварные типы, вторгающиеся в чужие сны без спроса, вызывающие в мыслях тему о самоубийстве, сквозившую, словно осенний пробирающий насквозь ветер в осыпавшемся листьями парке.
Как быть? Что делать? Как набрести на формулу счастья? И где его Наталья, чем занимается, и вспоминает ли мужчину внезапно вывалившегося из багажника машины, и так же внезапно пропавшего? Такие мысли будоражили мозг президента, не позволяя устоять на месте, расслабиться, передохнуть. Николай не решался позвонить возлюбленной, понимая, что каждый его шаг, слово, взгляд - прослушиваются, просматриваются службами трёх суперменов, не способных физически поднять рукой топор, но отрубить ему голову смогут, едва подмигнув глазом, а заодно и тем, к кому он привязан.
И обнаруживалось препаскуднейшее обстоятельство, что при неимоверных президентских полномочиях, он мог командовать, разве что, оловянными солдатиками да прислугой на кухне. Это унижало, бесило и предполагало сопротивление сложившимся обстоятельствам. Но как моське победить слона? Даже, если на моське фельдмаршальский мундир...
Неопределённость положения терзали тело и дух. Николай возбуждённо перемещался по комнате, рывками, словно хищник, бросающийся то на одну ускользающую добычу, то на другую, и лупил изо всех сил кулаком по столу от бессилия в поисках выхода из создавшегося положения. При очередном зверском ударе, из стола выбежал таракан с огромными усищами, и уставился на возмутителя спокойствия с осуждающим видом. Вот тут-то и ударило в президентскую голову слово: "Пережить...". Он вспомнил уверения ученых, что тараканы жили много тысячелетий до человека, и будут бодрствовать и после прекращения рода человеческого. "Да, да, - сказал он себе, - я должен их пережить, как более молодой и сильный".